Книга Мне бы хотелось, чтоб меня кто-нибудь где-нибудь ждал - Анна Гавальда

Дальше слабонервным лучше не читать…

Один из спасателей принес огромный карабин, вроде базуки. Велел всем отойти и прицелился. Стекло и кабана разнесло на кусочки.

Машину изнутри словно перекрасили в красный цвет.

Кровь была везде, даже в бардачке, даже между кнопками телефона.

Александр Девермон стоял столбом. Казалось, думать он больше не способен. Совсем. Ни о чем. Разве что мечтал провалиться сквозь землю или направить дуло базуки спасателя себе в грудь.

Но нет, думать-то он думал - о том, какие толки пойдут по округе и какая будет пожива экологам…

Надо сказать, что его отец был не только владельцем великолепного «ягуара», но и убежденным противником «зеленых», причем с серьезными политическими амбициями.

Потому что «зеленые» хотят запретить охоту, создать заповедник и еще черта лысого, а землевладельцам все это ножом по сердцу.

Он воюет с ними, не жалея сил, и на сегодняшний день эту войну почти выиграл. Еще вчера за обедом, разрезая жареную утку, он посмеивался:

- Так-то! Гроле и его прихвостни эту птичку больше в свои бинокли не увидят!!! Ха-ха-ха!

Но теперь… Разнесенный в клочья кабан в последней модели «ягуара» будущего муниципального советника - что ни говори, а это помеха. Согласитесь, какая-никакая, а помеха?

Даже стекла облеплены шерстью.

Спасатели уехали, полицейские уехали. Утром приедет эвакуатор и уберет этот… эту… в общем, серебристо-серую железяку с дороги.

* * *

Наши приятели бредут вдоль шоссе, забросив на плечо смокинги. Говорить не хочется. О чем говорить, когда такие дела, что лучше и не думать?

Франк спрашивает:

- Сигарету хочешь?

Александр отвечает:

- Давай.

Так они идут довольно долго. Солнце встает над полями, небо уже порозовело, но не все звезды еще погасли. Вокруг тишина, ни звука, только чуть шелестит трава - это кролики бегают в канавках.

И тут Александр Девермон оборачивается к своему другу и спрашивает:

- Ну, а дальше?… Та блондинка, что ты говорил… с большими сиськами… она кто?

И друг ему улыбается.

Сколько лет…

Сколько лет я думал, что этой женщины больше нет в моей жизни… Даже если она где-то близко, все равно - ее нет.

Что ее вообще больше нет на свете, что она живет очень далеко, что она никогда не была так уж хороша, что она осталась в прошлом. В том прошлом, когда я был юным романтиком и верил, что любовь - это навсегда, а моя любовь к ней сильнее всего на свете. Верил в весь этот вздор.

Мне было двадцать шесть лет, и я стоял на перроне вокзала. Я не понимал, почему она так плачет. Я обнимал ее, уткнувшись лицом в шею. Я думал, она горюет, потому что я уезжаю, и не может этого скрыть. Только через несколько недель, в течение которых, наплевав на гордость, я, как побирушка, донимал ее телефонными звонками и размазывал сопли в длиннющих письмах, я все понял.

Понял, что в тот день она дала слабину, потому что знала, что смотрит мне в лицо в последний раз, и плакала надо мной, над моей содранной шкурой. И что этот трофей не доставил ей удовольствия.

Много месяцев я на все натыкался.

Я ничего вокруг себя не замечал и на все натыкался. Чем больнее мне было, тем чаще натыкался.

Я был типичным отвергнутым влюбленным: все те пустые дни я усиленно делал вид, будто ничего не произошло. Вставал по утрам, вкалывал до отупения, ел, не ощущая вкуса еды, пил пиво с сослуживцами и даже отважно подтрунивал над братьями, в то время как любой из них мог одним словом выбить меня из колеи.

Но я вру. Какое, к черту, мужество - дурь это была: я ведь верил, что она вернется. Правда, верил.

Тогда я еще не знал, что на перроне вокзала воскресным вечером разбилось мое сердце. Я не находил выхода и натыкался на все подряд.

Прошли годы, но время меня не лечило. В иные дни я ловил себя на мысли: «Надо же!… Странно… Кажется, вчера я ни разу не подумал о ней…» И вместо того чтобы радоваться, недоумевал: как же мне удалось прожить целый день, не думая о ней? Ее имя постоянно всплывало в памяти. И два-три очень отчетливых воспоминания. Всегда одни и те же.

Это правда.

Я спускал ноги с кровати по утрам, ел, умывался, одевался и шел на работу.

Порой я даже с кем-то встречался и видел обнаженное девичье тело. Случалось. Но без нежности.

Эмоций - ноль.

А потом мне наконец повезло. Как раз тогда, когда было уже абсолютно все равно.

Мне встретилась другая женщина. Женщина, совсем не похожая на ту, влюбилась в меня, женщина с другим именем, и она решила сделать из меня человека. Не спрашивая разрешения, она вернула меня к жизни и меньше чем через год после нашего первого поцелуя, случившегося в лифте во время какого-то конгресса, стала моей женой.

О такой женщине я и мечтать не мог. Честно говоря, просто боялся. Я больше никому не верил и, наверное, часто обижал ее. Я ласкал ее живот, думая не о ней. Приподнимал волосы на затылке и искал там другой запах. Она ни разу мне ничего не сказала. Она знала, что моя призрачная жизнь долго не протянет. Из-за ее смеха, из-за ее тела, из-за всей этой простой и бескорыстной любви, которой она щедро меня одаривала. Она оказалась права. Моя призрачная жизнь кончилась, и я зажил счастливо.

Она сейчас здесь, в соседней комнате. Она спит.

В профессиональном плане я достиг большего, чем мог себе представить. Вы скажете, что «терпение и труд все перетрут», что я «оказался в нужном месте в нужное время», что сумел принять необходимые решения, что… не знаю.

Как бы то ни было, удивленные и недоверчивые взгляды моих бывших сокурсников означают, что ничего подобного они от меня не ожидали: красивая жена, красивая визитная карточка и рубашки, сшитые на заказ… а ведь начинал практически на пустом месте.

В свое время я считался парнем, у которого одни девушки на уме, то есть, в общем-то… одна девушка; который на лекциях строчит ей без устали письма, а на террасах кафе не заглядывается ни на ножки, ни на грудки, ни на глазки, ни на что другое. Который каждую пятницу мчится на первый парижский поезд и возвращается в понедельник утром печальный, с темными кругами под глазами, проклиная расстояния и усердных контролеров. Да, для них я был скорее Арлекином, чем плейбоем, что верно, то верно.

Я так любил ее, что мне было не до занятий, и вот из-за того-то, что я запустил учебу, да и вообще ни о чем всерьез не думал, она меня и бросила. Наверное, решила, что будущее слишком… туманно с таким парнем, как я.

Глядя сегодня на выписки с моих банковских счетов, я убеждаюсь, что жизнь любит шутить-с нами шутки.