Книга #Одноклассник - Диана Килина

Я попыталась сопротивляться, но если быть честной – я не могла. Упрямо убеждала себя в том, что это наваждение пройдет так же быстро, как и пришло. Но я ошибалась. Едва его пальцы сжали мой затылок, едва рот с мятно-цитрусовым привкусом коснулся моего рта, едва ладонь обожгла прикосновением мою кожу – я поняла, что пропала и приходить сюда не стоило.

Рома отстранился, посмотрев на меня ледяным взглядом серых глаз, а затем разжал пальцы, держащие мои запястья. Они тут же безвольным грузом легли на его плечи, сжали ткань пиджака и погладили короткие волоски на затылке, щетину на щеках и губы – твердые и теплые. Щелкнул замок двери – короткая ухмылка на мужественном лице, а затем молния моей юбки раскрылась и ткань, плотно обтягивающая тело, поднялась почти на талию.

Чувствовать его руки, его запах на себе было так восхитительно, что я ахнула, едва он прикоснулся к внутренней стороне моего бедра. Запрокинула голову и чудом не забилась в экстазе – Боже, как же я изголодалась по нему. Не говоря ни слова, Рома подхватил меня на руки, заставляя тереться о его живот, словно я дикое животное, а не благоразумная женщина; и перенес на стол. Отшвырнул все, что лежало на поверхности и положил меня – так бережно и осторожно, будто я – хрустальная ваза, что он подарил вместе с первым букетом моих любимых цветов.

Он молчал, я тоже не могла подобрать слова, да и нужны ли они, когда оба отлично понимают язык тела? Нужны ли они, когда мужчина точно знает, куда надо прикасаться; на какие точки надо надавить, чтобы подвести женщину к той грани, когда она теряет рассудок.

Нависая надо мной, Рома провел носом по моей шее, вдыхая запах; провел ладонями по моим широко разведенным бедрам, и я ощутила его ухмылку, когда он задел кружевной край чулок. Скользнул пальцами под трусики, отчего из меня вырвался низкий стон, а затем отодвинул их в сторону и завозился с молнией на своих брюках.

– Катя, – толкнулся в меня порывисто, и жадно поймал мои вздох губами, – Я. Так. По. Тебе. Соскучился, – выдыхал с каждым толчком, пока над головой я сжимала край стола пальцами.

Грудь заныла, налилась тяжестью – он поднял мою рубашку, опустил чашечки бюстгальтера и прикоснулся губами к чувствительным соскам. Я вскрикнула и тут же тихо захныкала, понимая, что нас могут услышать, но лицо Ромы, когда он посмотрел на меня и резко отстранился, оставив с ощущением пустоты в теле, было лукавым и самодовольным.

– Я люблю, когда ты кричишь, – дразня, он прижимался головкой к моему входу, чуть надавливал и снова отстранялся, – Нас не услышат, здесь хорошая звукоизоляция, – прошептал он, – Кроме того, я отпустил Монику на обед.

Не знаю, кто такая Моника – наверное секретарь, что встретила меня на этаже. Да и неважно это сейчас, когда он продолжил сладкую пытку – входя так резко и сильно, будто собрался пронзить насквозь, разорвать на части; а затем медленно и бережно двигаясь во мне, целуя мои скулы, мои щеки и трепещущие ресницы.

Не стесняясь, стонала и вскрикивала, а когда меня начало засасывать, обволакивать и растворять в диком кайфе, закричала так громко, что Рома все-таки накрыл мой рот ладонью – скорее всего меня могли услышать во всем здании. Он только выдохнул в мою шею, издав тихий рык и остановился, навалившись сверху.

Все, о чем я могла думать, разглядывая подвесной алюминиевый потолок с круглыми лампочками, это – какого черта? Почему я вообще позволила сделать с собой это? Почему я не могу отказать тогда, когда нужно это сделать? Почему я вообще думаю о нем, о близости с ним, почему вздрагиваю и покрываюсь мурашками, вспоминая прикосновения его ладоней?

Я же не такая. Я никогда не растворялась в мужчине полностью, без остатка. Я всегда была независимой. Это не значит, что я не способна любить и дарить тепло, просто я делаю это дозированно. Чтобы не разбаловать. Я никогда не отдавалась Артему с такой страстью, и никогда не позволяла ему быть со мной грубым.

По факту, первый раз, когда он сделал что-то подобное, стал для нас последним.

Почему рядом с Ромой я становлюсь такой? Словно тряпичная кукла. Я чувствую, как контроль над собственной жизнью, который я с таким трудом восстанавливала, ускользает, утекает, как вода меж пальцев; рассыпается, как крупинки песка, которые пытаешься ухватить, но они падают.

– Это было ошибкой. Мне не стоило приходить, – произнесла я, мягко отстраняясь, – Не стоило.

– Что ты говоришь? – удивленно моргнул Ромка, а у меня сердце словно сжали в кулаке – больно, невыносимо больно.

Но еще больнее потерять все то малое, что у меня есть. Потерять жизнь, потерять дочь, потерять все. Все. Все! Из-за какого-то глупого наваждения, из-за страсти, которая разрушает и уничтожает все на своем пути. Которая разрушает меня.

– Прости. Я не хотела, чтобы так получилось, – оттолкнув его и встав на ноги, я быстро поправила одежду и пригладила ткань юбки, – Мне лучше уйти.

– Катя…

– Ром, мне надо уйти. Не звони мне больше, пожалуйста. Не приезжай. Так будет лучше.

– Лучше для кого? – он придержал меня за руку, когда я шагнула к выходу – Кать, не убегай от меня. Я же знаю, что ты что-то чувствуешь.

– То, что я чувствую – не правильно, – отрезала я, – Я не должна этого чувствовать. И ты не должен.

– Не говори мне, что я должен, а чего нет, – голос превратился в сталь, лицо стало непроницаемым, – Ты не имеешь такого права. Да что ты знаешь обо мне? Как давно ты вообще стала меня замечать?

Он резко отпустил мою руку, словно та обожгла его. Схватился за волосы на макушке с такой силой, что на долю секунды я испугалась – не больно ли ему. Глаза его покраснели, а на лбу отчаянно пульсировала вена, когда он ткнул пальцем мне в грудь, заставляя попятиться назад.

– Хочешь уходить – уходи. Давай, вали ко всем чертям собачьим! – проорал он так громко, что у меня раздался звон в ушах, – Только если ты выйдешь за эту гребаную дверь и закроешь ее с той стороны – больше никогда не возвращайся. Давай, – он выдохнул и притянул меня к себе, жадно поцеловав, словно напоминая – чего я могу лишиться, а затем отстранился, – Уходи, если хочешь. Вали!

Я ощутила острое дежа вю – словно сейчас должна принять важное решение и на раздумья у меня считанные секунды. Минут нет – они уже роскошь. Шестеренки в мозгу заворочались, мысли начали сменять друг друга с бешеной скоростью.

Остаться или уйти, остаться или уйти?

Секунды превратились в вечность…

Уйти? Или все же остаться?

– Рома, мне очень жаль, – сдавленно прошептала я, мягко отодвигаясь от него, – Мне правда, очень-очень жаль; я не хотела, чтобы все зашло так далеко. Я не хотела этого.

Это была истинная правда. Я не хотела завязывать отношений с ним. Видит Бог, не хотела и не понимаю, как это получилось. Не хотела, чтобы было больно – ни ему, ни мне. Не хотела случайно забеременеть и делать аборт, и не хотела смолчать об этом.

– Прости, – шепнула в последний раз – за все грехи, за все, что я сделала и сделаю, поворачивая ключ в замке.