Книга Два любящих сердца - Джуди Тейлор

— Не смешно. Где аэропорт?

— Может, тебе и полицейского за ручку привести? Ты же собиралась звать на помощь? Зови. У нас есть минут пять до посадки.

С этими словами Алессандро Кастельфранко повернулся и пошел себе прочь. Тони и Пит молчаливыми глыбами перегородили Джуди все пути к отступлению. Прямо перед ней находился высокий металлический забор, а на нем табличка:

«Частный аэродром. Вход только для владельцев транспорта. Посторонним вход запрещен» Алессандро Кастельфранко был миллиардером, и ему совершенно необязательно было летать из страны в страну по билетам авиакомпаний. У него был свой личный транспорт. Именно к нему через пару минут и подвели ослабевшую от злости, растерянную и перепуганную Джуди Маклеод.

Она не могла поверить в происходящее до того самого момента, как самолет плавно оторвался от земли и заложил крутой вираж над Нью-Йорком.

Алессандро Кастельфранко силой увозил Джуди Маклеод из страны.

Если это не неприятности — то что тогда считать таковыми?

7

Некоторое время Джуди просидела в кресле, выпрямившись, плотно сжав губы и вперив взор в обивку стены. Молчаливый Тони возник рядом, протянул поднос с напитками, но она не удостоила его даже взглядом. Тони слегка пожал могучим плечом и бесшумно удалился. Джуди начала кусать губы.

Без денег, без документов, в вечернем платье и туфлях на шпильках она летит через Атлантику. Даже если предположить, что ей удастся сбежать — а это ей не удастся, — куда она пойдет в таком виде? Ну да, вероятно, в американское посольство, но только при условии, что там, куда они прилетят, БУДЕТ американское посольство. По-итальянски она прекрасно понимает, но отвратительно говорит, а, учитывая темперамент итальянцев, автостопом она далеко не уедет.

В этот момент тягостных раздумий до Джуди донесся приглушенный разговор Алессандро и Сержа. Говорили на упомянутом итальянском, а салоны разделяла довольно плотная занавеска. Джуди не сомневалась ни секунды. Сняла туфли и на цыпочках подкралась к занавеске. Подслушивать нехорошо — а увозить людей против их желания хорошо?!

— … Я одного не понимаю, Алессандро. Ты хочешь разрушить все, что наработано за это время?

— Наоборот. Закрепляю успех. Имидж сменил — сменил. Семейные ценности — пожалуйста, законная жена рядом.

— И чего ты веселишься, не понимаю. Да она устроит такое, что Спардзано придет в ярость. Просто поймет, что ты его надул.

— Серж, ты не итальянец.

— Да. Я — не итальянец. И что? Это значит, что я идиот?

— Вовсе нет. Просто ты не в силах постичь некоторые тонкости национального характера. Ты свято веришь в то, что всеми этими фишками мы могли обмануть Гаэтано Спардзано? Человека, который держит в своих руках три четверти экономики Италии?

— Извини, но мне казалось, что мы все делаем всерьез.

— Разумеется! И только всерьез. Ничего иного Спардзано не приемлет. Только вот мое моральное перерождение здесь ни при чем.

— Я не понимаю, босс.

— Помнишь «Крестного отца»? Главное — не деньги. Главное — уважение.

— Все-таки я идиот.

— Серджио, амико мио, ну как мне тебе объяснить… Спардзано — как и всякий нормальный человек — знает и понимает, что невозможно полностью переродиться за три недели. Еще он хорошо знает меня. Дальше: он видит, как я в течение трех недель добросовестно тружусь и добиваюсь перелома в общественном мнении. Я отработал, понимаешь? Честно выполнил возложенные на меня обязательства. Как в сказках — пойди на тот свет, победи дракона, спаси принцессу.

— И в награду…

— Молодец. И в награду я получаю остров. А возможно — не получаю. Возможно, мне еще придется потрудиться. Скажем, изобразить семейную идиллию на глазах у Спардзано.

— Вот тут-то она тебе и покажет, почем фунт лиха!

— Нет. Не покажет. Сразу, во всяком случае. Мы прилетим прямо на Монте Адзурро, Гаэтано будет нас ждать. В тот же вечер он получит срочную телеграмму о неприятностях в Калабрии. Уедет. Таким образом, у меня в запасе будет несколько дней. Я сумею убедить Джу помочь мне.

— Как, святая Дева?! Да вы с ней пяти минут не можете провести в одном помещении, чтобы не начать цапаться! Остров взлетит на воздух!

В голосе Алессандро вдруг зазвучали печальные и незнакомые нотки. Джуди нахмурилась. Ведь он не знает, что она подслушивает, стало быть, не врет?

— Может, и лучше было бы, чтобы он взлетел на воздух, Серж. По крайней мере, не так больно… Ладно, что там. Ведь даже ты, мой поверенный, толком не знаешь, почему я так сражаюсь за этот кусочек земли. Столько лет…

— Да. Восемь лет, как один день…

— Нет, Серджио. Двадцать девять.

— Что — двадцать девять?

— Двадцать девять лет у меня есть только одна мечта — вернуть Монте Адзурро.

После недолгой паузы Серж произнес совсем тихо:

— Вернуть? Значит, это твоя земля…

— Это моя родина. И родина моей мамы. Там стоит дом, которому триста лет. В нем родились мои предки, а потом и я сам.

— Спардзано забрал его?

— Ну… так вопрос не ставился. Спардзано его купил.

— У кого?

— У моего отца.

После более длинной паузы голос Алессандро зазвучал вновь, теперь монотонно и задумчиво, словно он и сам слушал собственный рассказ…

***

… Читрано жили на Монте Адзурро много веков. Моя мать была последней в роду, ее старший брат умер совсем молодым человеком. Из всей графской ветви оставались мама и бабушка. А отец, Кастельфранко, был… ну, как говорится, из простых. Симпатичный, ничего не скажешь. Обаятельный. Легкий. Влюбчивый — до ужаса. Он любил мою мать, в этом я не сомневаюсь. И если бы она не умерла так рано — мне было всего полтора года, — они бы не расстались никогда. Но отец остался вдовцом. Очень быстро у меня появилась первая мачеха. Всего у меня их было четыре, хотя четвертую я даже и в лицо не видел.

Так вот, та, первая, была самой ловкой. Папа влюбился в нее, по обыкновению, а она прибрала к рукам его счет в банке. Бабушка не позволила ей подобраться к маминым драгоценностям, а то бы и они…

Она его разорила, папу, всего за два года с небольшим. Мы с бабушкой понятия об этом не имели. Я вообще был маленьким, а бабушка — бабушка могла только догадываться, что происходит. Мы с ней безвылазно жили на Монте Адзурро, а папа с молодой женой мотали денежки по всей Европе.

Вот, Серджио. Когда мне было пять лет, бабушка умерла. Ночью это было, и во всем доме не было ни одной живой души. Я, пятилетка, сидел с ней рядом и держал за руку, а она улыбалась мне из последних сил, чтобы не напугать. Перед самой смертью она сказала: «Поклянись, что никому не отдашь этот дом и эту землю. Поклянись, что все это останется в семье». И я поклялся. Это было двадцать девять лет назад.