Книга Книга Странных Новых Вещей - Мишель Фейбер

Казалось, ремарка ее задела — она стиснула руль.

— Это официальный документ, написанный параноиками-юристами, которые никогда здесь не появлялись. А я добрый человек и нахожусь здесь, чтобы встретить вас у корабля и, как я сказала тогда, за вами присматривать. Что я сейчас и делаю.

— И я благодарен за это, — сказал он.

— Мне интересны люди, — сказала она, — иногда я попадаю с ними в неприятности.

— Я не хочу создавать вам неприятности, — заверил он.

Кафетерий, освещенный болезненным светом, казалось, надвигался на них во мраке, как если бы другой автомобиль на встречной полосе грозил столкновением. Он сожалел, что его вернули так быстро.

— Надеюсь, вы понимаете, что я приехал сюда не для того, чтобы сидеть и читать журналы в кафетерии. Я хочу выйти и найти жителей Оазиса, где бы они ни были. Мне, вероятно, придется жить среди них, если они позволят, и тогда вам вряд ли... э-э... удастся присматривать за мной.

Она ловко ввела машину в гараж, они прибыли.

— Всякому овощу — свое время.

— Я надеюсь, это время скоро настанет, — сказал он, все еще стараясь говорить доброжелательно. — Как можно скорее, не хотелось бы подгонять вас... Но видимо, придется. Когда у вас будет время вывезти меня?

Она выключила мотор и убрала свои маленькие ступни с педалей.

— Дайте мне час, чтобы все приготовить.

— Все?

— Главным образом провизию. Вы же заметили, что кафетерий не работает сейчас.

Он кивнул, и щекотная струйка пота побежала по лицу.

— Я никак не могу сообразить порядок смены дня и ночи; когда темно три дня подряд, официально — это ночь?

— Да, это ночь. — Она потерла глаза, но осторожно, чтобы не сдвинуть линзы.

— Так что, вы позволяете часам решать, когда начинается день, а когда ночь?

— Определенно. Это не сильно отличается от жизни за полярным кругом, полагаю. Вы сообразуете поведение со всеми, кто просыпается в одно и то же время с вами.

— А что с парнями в кафетерии сейчас?

Она пожала плечами:

— Станко должен там быть, потому что он в ночной смене. Другие... у людей случается бессонница иногда. Или они любят спать на открытом воздухе.

— А люди на Оазисе... э-э... аборигены? Они сейчас спят? Я хочу сказать, надо ли ждать рассвета?

Она взглянула на него настороженно, не мигая:

— Я не имею ни малейшего представления, когда они спят. Или спят ли вообще. Честно говоря, я о них почти ничего не знаю, хотя, вероятно, я знаю о них больше, чем кто-либо.

Он ухмыльнулся:

— Тем не менее я здесь именно для того, чтобы узнать о них что-нибудь.

— Хорошо, — вздохнула она. — Это ваша работа. Но у вас усталый вид. Вы уверены, что отдохнули достаточно?

— Со мной все в порядке. А с вами?

— Тоже нормально. Как я сказала, мне нужен час. Если за это время вы решите, что вам надо поспать, дайте мне знать.

— Каким образом?

— По Лучу. Там есть открывающееся меню, за иконкой СШИК, я там есть.

— Как хорошо, что есть хоть какое-то меню, где хоть что-то есть.

Он сказал это, как горестный комментарий к работе кафетерия, но как только слова слетели с губ, он забеспокоился, что она поймет их неправильно.

Она открыла дверцу, он открыл свою, и они вышли во влажный водоворот мрака.

— Будут ли еще какие-то советы? — прокричал он поверх крыши машины.

— Да, — крикнула она в ответ, — забудьте о джинсовой куртке!

Сила внушения? Когда она сказала ему, что он выглядит усталым, он не чувствовал усталости, но теперь усталость вдруг нахлынула внезапно. И растерянность одолевала его, по мере того как повышенная влажность просачивалась в мозг и туманила мысли. Он надеялся, что Грейнджер проводит его до самой квартиры, но она ушла. Она провела его в здание через другую дверь, не ту, через которую он вышел, и сразу попрощалась в коридоре на повороте.

Он пошел в противоположном направлении, как она и ожидала, но не совсем соображал, куда идти. Коридор был пуст и тих, и он не мог вспомнить, был ли он здесь уже. Стены, окрашенные в веселенький голубой цвет (иногда темнея, когда свет угасал), мало объясняли без знаков или указателей. Собственно, не было никаких причин ожидать указатель к его квартире. СШИК во время одного из интервью дал ему понять, что он никоим образом, формально или физически, не является официальным пастором на базе и не должен удивляться, если в его услугах не будет нужды. Вся его работа связана с местным населением. И в самом деле, в перечислении его служебных обязанностей в контракте стояла должность — «Священник (христианский) для местного населения».

— Но у вас в СШИК есть священник для персонала? — поинтересовался он.

— Вообще говоря, сейчас нет, — ответил собеседник.

— Означает ли это, что колония официально придерживается атеизма?

— Это не колония, — ответил другой представитель СШИК. — Это содружество. Мы не пользуемся словом «колония». И мы не поддерживаем ни веру, ни безверие. Просто мы ищем самых лучших работников.

— Пастор конкретно для персонала СШИК — это отличная идея в принципе, — заверил его первый из сидящих напротив.

— Особенно если он или она обладают полезными навыками. Мы включали подобных индивидуумов в команды иногда, но сейчас это не приоритетно.

— Но моя миссия приоритетна? — спросил Питер, не веря своим ушам.

— Мы бы определили ее как «неотложная», — ответил интервьюер. — Настолько неотложная, что я вынужден спросить вас... — Он наклонился и посмотрел Питеру прямо в глаза: — Как быстро вы сможете собраться?

Теперь за поворотом коридора появилось слабое сияние и послышался смутный мелодичный шум, который он определил, поколебавшись, как духовую музыку. Он ушел слишком далеко, пропустив свою комнату, и дошел до кафетерия.

Когда он снова вошел туда, то обнаружил некоторые перемены: привидение голоса Пэтси Клайн исчезло на воздушных путях, а взамен появился классический джаз, такой вкрадчивый, почти невесомый. Оба чернокожих ушли. Китаец проснулся и перелистывал журнал. Маленькая женщина средних лет, кореянка или вьетнамка, с вытравленной прядью в черных волосах, сосредоточенно смотрела на чашку, пристроенную на коленях. Парень славянской внешности за стойкой все еще нес вахту. Он словно бы не заметил появления Питера, зачарованный игрой с двумя мягкими пластиковыми бутылками — кетчупом и горчицей. Он пытался уравновесить их, поставив под углом так, чтобы горлышки касались друг друга. Его длинные пальцы порхали над хрупкой конструкцией, готовые ухватить бутылочки, если они упадут.

Питер помедлил у входа, неожиданно окоченев под промокшей от пота и дождя одеждой и заскорузлыми волосами. Как же дико он должен выглядеть? Но уже через несколько секунд огромная отчужденность этих людей, абсолютное безразличие к нему испугали его. Он испугался, что дух его будет скован страхом, параличом застенчивости, ужасом, который испытывает ребенок, когда приходит в новую школу, заполненную чужаками. И сразу Бог успокоил его настойкой мужества, и Питер сделал шаг вперед.