Книга Проказы разума - Алексей Макеев

Я вошел в отведенное для посещения родственников больных ответвление коридора, где стояли диваны и висели книжные полки с книгами, взял пару книг, полистал, поставил на место. Поднялся по двум ступенькам к технической двери, ведущей на крышу вестибюля, расположенного на первом этаже и между двумя крыльями здания. Сквозь стекло двери и рядом с нею расположенное окно были видны два окна ординаторской, чуть дальше – бордюр, ограждающий крышу, за ним кроны деревьев, еще дальше огни домов города. Я постоял несколько минут, потом взглянул на часы. Прошло минут пятнадцать с тех пор, как я начал совершать свой вечерний моцион. Я посчитал, что этого времени достаточно для того, чтобы человек, находившийся в санузле нашей палаты, принял душ, и двинулся в обратном направлении.

Дежурной медсестры на посту не было – видимо, она, как и прошлой ночью, гоняет чаи с нянечкой. Я вошел в «предбанник» нашей палаты и шагнул к двери к санузлу в полной уверенности, что он пуст, но каково же было мое удивление, когда я услышал шум продолжавшей литься в санузле воды. «Что там, слона, что ли, купают? – возмутился я. – Или, может быть, в душе за то время, пока я гулял, сменился человек, или, может быть, кто-то просто забыл закрыть воду? Проверим».

Я потянул за ручку двери, и она открылась – в неврологическом отделении полно больных людей, которые, закрывшись в санузле, запросто могут потерять сознание, поэтому нигде на дверях шпингалетов не было. В санузле горел свет, за шторкой, закрывающей душевое отделение, лилась вода.

– Есть здесь кто-нибудь? – спросил я негромко.

Ответом мне была тишина.

– Э-э, эй! – снова позвал я. – С вами все в порядке?

И снова мне никто не ответил. Но, несомненно, в душе кто-то был, потому что на сушилке, расположенной рядом с унитазом, весели треники и футболка. Сунув полотенце с мыльницей под мышку, я вошел в санузел, прикрыл за собою дверь. Шагнув к душу, отодвинул шторку, заглянул за нее и обомлел. В душе находился Виктор. Абсолютно голый, он сидел, скрючившись, в квадратном поддоне, прислонившись спиною к отделанной кафелем стене и свесив голову набок. По всей видимости, затылок у него был разбит, потому что кафель за его головою был испачкан густой вязкой кровью, которая стекала по стене в поддон, а затем смывалась хлещущей из душа на ноги Виктора водой. Скрюченная поза, открытые глаза, безвольно отвисшая челюсть, а главное, наличие крови – все говорило о том, что Виктор мертв. Однако я на всякий случай сильнее открыл штору, наклонился и пощупал на шее Виктора пульс. Он отсутствовал.

Первым моим порывом было отправиться к медсестре и сообщить о смерти Виктора, и я уж было разогнулся, чтобы выйти, но передумал. Уж очень подозрительным будет выглядеть, что все трупы нахожу именно я. Обвинят еще в том, что я помогаю больным отправиться в мир иной, и припаяют срок. Нет, раз уж Виктору нельзя ничем помочь, пусть его найдет кто-нибудь другой.

Я закрыл шторку, вышел из санузла и осторожно прикрыл за собою дверь. Затем вошел в свой бокс. Миклухо и Посылаев лежали на своих кроватях.

– Ну, что? – спросил меня Дмитрий. – Ся-мыл-по?

– Помылся, – соврал я.

– С легким паром! – пожелал мне Александр Посылаев.

– Спасибо, – буркнул я, разделся и лег в кровать.

…Труп Протасова Виктора обнаружил примерно час спустя Дмитрий Миклухо. Он отправился в туалет, но, услышав, что шумит вода, так же, как и я, пошел погулять по коридору, потом вновь приблизился к туалету, но шум воды не прекращался, он снова вернулся в палату, полежал на кровати, а когда в очередной раз приблизился к двери и услышал шум воды, не выдержал и так же, как и я, вошел в санузел.

– А-а-а-а! – раздался оттуда его крик.

Я лежал лицом к стенке, притворившись спящим.

Миклуха выскочил из санузла, влетел в наш бокс и вскричал:

– Там! Там! Тор-вик вый-мерт!

– Что ты лопочешь? – возмутился Александр Посылаев.

– Тр-руп там! – довольно четко проговорил Дмитрий.

– В этой чертовой больнице как на кладбище, – проворчал Посылаев. – Одни мертвяки кругом. Когда это кончится!.. Игорь, Игорь! – позвал он меня.

Я повернулся и, сделав вид, будто только что проснулся, сонным голосом спросил:

– Ну, что там такое?

– Димка говорит, мертвяк там в душе.

– Кто? – спросил я и перевел взгляд на Миклуху.

Тот, тараща глаза, выговорил:

– Ви… Ви… Виктор!

Я махнул рукой.

– Вызывай медсестру!

Дмитрий сходил за дежурной медсестрой и нянечкой, они пришли, охали, ахали, потом вызвали дежурного врача, в общем, поднялась суматоха. Я ни во что не вмешивался, держался обособленно, собственно говоря, нас, больных, в санузел и не допускали и не обращались к нам.

Часа через три труп увезли, шумиха улеглась, стали укладываться спать и мы. Миклухо вырубил свет, каждый лег на свою кровать, Посылаев, накачанный феназепамом, тут же захрапел. Миклухо засопел, а я, отвернувшись к стене, принялся размышлять. Что же происходит в неврологическом отделении 1020-й городской клинической больницы города Москвы? Убийства, несчастные случаи, а иной раз пациенты умирают естественной смертью? На первый взгляд никого из известных мне четырех умерших в последнее время людей не убивали. Вполне может быть, Горелов скончался в своей кровати, скажем, от сердечной недостаточности или повторного инсульта, что можно отнести к естественной смерти. Мог умереть своей смертью по той же причине, что и Горелов, Леонид Шутов. Инфаркт, инсульт – от этой напасти никто не застрахован из здоровых-то людей, а уж из попавших сюда больных тем более. А вот Георгий Сухарев мог погибнуть в результате несчастного случая. Вполне возможно, он включил электробритву, опираясь на радиатор центрального отопления, замкнулась цепочка фаза-ноль, и он получил мощный разряд электрического тока, в результате которого отправился на тот свет. А что, запросто подобное могло произойти. Помню, как я сверлил перфоратором отверстия у себя дома в стене, держа инструмент в одной руке, а второй случайно схватился за стояк отопительной системы, как меня так долбануло током, что волосы на голове зашевелились и глаза чуть из орбит не выскочили. И Виктор Протасов мог умереть от несчастного случая. Как всегда, по ошибке зарулил «механический человек» не в свою палату, вошел в чужой санузел, влез под душ, а поскольку он вообще после инсульта заторможенный, неловко повернулся, упал, ударился затылком о стену и умер в результате черепно-мозговой травмы. Это с одной стороны, а если посмотреть с другой, то их могли убить. Скажем, Леониду Шутову запросто могли подмешать в препарат для капельницы какой-либо сильнодействующий яд, отчего он и умер на моих глазах. Могли убить и Георгия Сухарева, скажем, вколов ему опять-таки какой-нибудь яд. Связанного, беспомощного Петра Горелова убить было проще простого, достаточно было положить на его лицо подушку, подержать какое-то время, чтобы тот задохнулся. Ну, и Виктора Протасова могли убить, пока он мылся под душем. Дверь не запирается, кто-то мог проскользнуть в санузел, схватить Виктора за шею и со всего размаха приложить его головой о стену, выложенную кафелем. Так что во всех четырех случаях имеют место быть как убийства, так и несчастные случаи и естественная смерть больных. Вот если бы выявить между этими смертями какую-либо закономерность или, иными словами, мотив преступления, то тогда можно было бы говорить о том, что это убийства.