Книга Последний берег - Катрин Шанель

Но нет. Это слишком долго и хлопотно. Двадцатый век требует высоких скоростей. Женщине пришлось бы лечь в санаторий, и мужу пришлось бы щеголять в это время в неглаженых сорочках. Семье пришлось бы платить деньги, а они ведь только что купили в рассрочку автомобиль. Современный автомобиль куда важнее душевного здоровья! Да и сам факт пребывания в санатории – как скрыть его от приятельниц по дамскому клубу, как смириться с тем, что твою болезнь станут обсуждать за партией в бридж? Да и для чего все эти хлопоты, когда рекламируется легкая, безболезненная (это ведь под наркозом!) операция, после которой женщина, совершенно излечившаяся от недомогания, может вернуться к кастрюлям? И вот новая фотография, через год после операции. Пожалуй, женщина набрала лишний вес. Пожалуй, глаза ее погасли, но разве этот томный взгляд не лучше того, затравленного? «Больная превратилась в достаточно ленивую, но милую женщину, хорошо приспособившуюся к жизни и ведению домашних дел», – гласит подпись под фотографией. Надо же, какое достижение! Она больше не хочет петь. Она больше ничего не хочет, даже выигрывать в бридж. Зато способна день ото дня выполнять одни и те же действия, разогревать полуфабрикаты, гладить рубашки, услаждать мужа в постели, листать журналы. Она больше не нарушит общественного спокойствия, и на лужайку будет выходить только в домашнем платьице. Она стала приемлемым членом общества… и достигла гармонии с собой, как уверяли Фримен и Уоттс.

Разумеется, не все операции проходили столь «удачно», это признавали даже чудодеи-хирурги. Некий пациент после операции начал впадать в детство: он потерял свое дело, растратил семейные сбережения и сделал жизнь домашних невыносимой. Он выгнал из дома своих сыновей, не обращал внимания на больную жену, ни одна секретарша не удерживалась у него дольше недели, деловые партнеры угрожали судебными исками, ну а он? О, его это совершенно не беспокоило! Он достиг гармонии с собой, он перестал беспокоиться о прошлом или будущем и почти каждый день предлагал другим обратиться к Фримену и Уоттсу на предмет операции.

Но Фримена и Уоттса это не смутило. Они вообще не знали сомнений, эти мясники в одеждах врачей. Ведь они были убеждены в своей правоте! А кроме того, получали за операцию кругленькую сумму. Операция же была простенькая. Журналы с удовольствием публиковали фотографии Фримена и Уоттса – у операционного стола, с несложными инструментами в руках. Они были похожи на Безумного Шляпника и Мартовского Кролика. Безумное чаепитие было в разгаре. К нынешнему дню дуэт провел четыреста с лишним операций по лоботомии. Уровень смертности при операции оставался таков, что у сообщества не было причин для беспокойства. Психохирурги совершенствовали технику и инструменты. Теперь пациент оставался в процессе операции в сознании – так было удобнее, можно наблюдать за реакцией больного в ту минуту, когда скальпель входил в его мозг, как нож в подтаявшее масло.

Я вырвала из журнала страницу, где приводилось описание операции и диалог Фримена с пациентом во время операции, и вклеила ее гуммиарабиком в свой дневник. Пригодится показать Жанне.

«Мужчина, 24 года, по имени Фрэнк. Когда пациенту сверлили отверстия над висками, его тревога стала более отчетливо выраженной, возможно, из-за производимого давления на череп и скрежещущих звуков, что так же действует на нервы, как сверление зуба, или даже в большей степени. Пациент мог чувствовать и слышать, как скальпель вырезает белое вещество мозга внутри черепной коробки.

Доктор: «Как вы себя чувствуете?»

Фрэнк: «Я ничего не чувствую, но вы меня сейчас режете».

Доктор: «Вы хотели этого?»

Фрэнк: «Да, но я не думал, что вы будете делать это, когда я в сознании. О, господи Иисусе, я умираю! О, доктор! Пожалуйста, остановитесь! О, боже, я умираю! О, о, о, ай (скальпель)! О, это ужасно! Ай! (он хватается за руку врача и вонзает в нее ногти). О, боже, я умираю, пожалуйста, прекратите!»

Сорок пять минут спустя:

Доктор: «Что случилось с вашим страхом?»

Фрэнк: «Пропал».

Доктор: «Почему вы испытывали его?»

Фрэнк: «Я не знаю».

Доктор: «Чувствуете себя хорошо?»

Фрэнк: «Да, прямо сейчас я чувствую себя очень хорошо».

Доктор: «Я могу продолжать?»

Фрэнк: «Мне все равно. Как вам будет угодно».

Его лицо расслабилось и напряжение прошло».

Я нашла и свои записи, оставшиеся после разговора с английским психиатром Томасом Валлентайном. Валлентайн полгода назад присутствовал на операции Фримена – Уоттса. Это была одна из первых операций, которую Фримен проделал топориком для колки льда. Помню, как я удивилась, переспросив: неужели топориком? Валлентайн объяснил мне, что американцы все напитки пьют со льдом, и топорик для колки льда, нечто вроде крошечной стальной кирки, является очень распространенным…

– Это было ужасно, – сознался Валлентайн. – Ох… Мне стало плохо. Я не мог наблюдать за этим. Никто из нас не мог с легкостью… Мне пришлось выйти из операционной. У меня нет ответа на вопрос, почему его не остановили.

Операция, на которой присутствовал Валлентайн, не была пока нигде не описана, и его свидетельство имело особое значение и вес. Это была специализированная форма лоботомии, изобретенная самолично Фрименом и в первый раз проведенная в обстановке высокой секретности в его кабинете.

– Прежде их хотя бы немного останавливала сложность и дороговизна операции, – говорил Валлентайн, принципиальный противник лоботомии и, значит, мой сторонник. – Фримен изобрел нечто элементарное, что никому не приходило в голову именно по причине своей ужасной простоты. Пациентка… Это была молодая девушка с параноидной шизофренией. Ее обездвижили электрошоком… Фримен подошел и оттянул ее веко. Открылся проток слезной железы. В него он поместил заостренный конец инструмента. Вы знаете, какая тонкая кость в орбитальной впадине. Один легкий удар молотком… Я услышал, как кость хрустнула. Инструмент был на глубине двух дюймов, когда Фримен отвел ручку в сторону – так далеко, насколько позволяла глазница… Потом он сунул в отверстие петлю и стал проворачивать ее… Господи, это выглядело так, словно он хотел достать пробку из винной бутылки! И тут я ушел. Мне пришлось уйти, потому что я должен был посетить туалетную комнату. Но туда я не дошел, меня стошнило в коридоре. А Фримен продолжал свою работу. Операция была проведена блестяще, девушка проснулась здоровой, она прекрасно себя чувствовала, только вокруг глаз у нее были синяки. Ее больше не беспокоили галлюцинации. Ее вообще мало что беспокоило… Фримен назвал ее умницей и посоветовал приобрести в больничном киоске темные очки – в этом заключались послеоперационные процедуры…

Фримен назвал это трансорбитальной лоботомией. Он сказал, что это – его подарок всем психиатрам – психохирургическая методика, которую они смогут применять, когда сочтут нужным, самостоятельно, не нуждаясь в помощи квалифицированного хирурга или даже анестезиолога. Я был в ужасе. Даже напарник Фримена, доктор Уоттс, был в ужасе. Он все же нейрохирург, он понимал значение только что показанного нам спектакля. Психиатр получал неограниченную власть над людьми, над их душами и жизнями, мог по желанию вырезать из нее любые куски…