Книга От сумы до тюрьмы - Александр Белов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Опять ты с этой гадостью! Разве ты не знаешь, что я не люблю оружия?!
— А деньги? — мгновенно отреагировал сын с лучезарной Сашиной улыбкой. — Деньги ты любишь?
Увидев как вытянулось изумленно-ошарашенное мамино лицо, Ванька захохотал во все горло, запрокинув голову и показав нежное розовое нёбо. Но, мигом уловив, что за эту реплику можно и подзатыльник схлопотать, умчался в заросли кустарника, окружавшие бассейн со всех сторон, на бегу стреляя по-македонски, с обеих рук, в метровые фигурки гномов и оленей.
Зря он так спешил. Ольга сейчас вряд ли бы сумела даже приподняться от неожиданности и расстройства с шезлонга. Со стороны Ваньки это была абсолютно Сашина реакция на критику. Вот точно так же Белов, когда она однажды пыталась объяснить ему, как примитивны и бездуховны он и его друзья-рэкетиры, ухмыльнулся и бестактно спросил:
— А деньги тебе от рэкета нравятся? Хочешь жить на зарплату скрипачки? Ты не стесняйся, если что устрою! Будешь месяц жить на то, что сейчас за день тратишь на лак для ногтей.
Да, Ольге нравится дорогой, с настоящей бриллиантовой крошкой лак для ногтей. И маски из плаценты или «птичьей молоки» ей нравятся. Да, она привыкла жить, не считая денег и пользуясь всем самым дорогим и лучшим. Но кто ее ко всему этому приучил? Кто развратил ее этой роскошью? Белов! Ради кого она отказалась от искусства и забросила скрипку? Ради Белова и его сына!
И теперь мальчишка, которому она отдала лучшие годы своей жизни, абсолютно по-отцовски корит ее за то, что она ради его будущего поступилась своими принципами? Права была бабушка Елизавета: бандит есть бандит, и отродье у него тоже обязательно — бандитское.
Нет, надо же: от горшка' два вершка, а уже осуждает ее за то, что она предпочитает жить на деньги, которые с помощью оружия добыты и с его же помощью удерживаются! Зря она понадеялась на благотворное мужское влияние Шмидта на Ивана. Влияние, конечно, было, имело место, но в том же бандитско-беловском духе, основанное на применении силы для достижения своих целей.
Глядя на еще качающиеся за спиной у Ваньки кусты, Ольга подумала, что не плохо было бы отдать мальчишку в какое-нибудь приличное элитное заведение, как это делают, англичане. И таким путем ослабить дурное влияние бандитской среды!.
Пусть его там научат уважать старших. А то ведь еще пара лет, и ей не справиться с ним точно так же, как с его отцом — того ей так и не удалось перевоспитать. Лучше озаботиться этим сейчас, пока Ванька управляем, потом будет поздно. Недавно она читала в газете о неком суперэлитном интернате для детей российских миллионеров и выдающихся политиков. Там, кажется была реклама с телефонами. Это где-то в Подмосковье… Называется «Сосновый Бор».
На самом деле Ванька о том, как достаются деньги, на которые они с матерью столь благополучно существуют, даже не задумывался. Пока его это даже не интересовало. Он просто вспомнил слова самой Ольги. На днях заглянувшая посудачить соседка русского происхождения, жена хозяина фаст-фуда, призналась, что не любит всякие там американские биг-маки. И тогда Ольга, которая вместе с сыном любила полакомиться гамбургерами, мягким мороженым и ванильными коктейлями, обворожительно улыбаясь, спросила:
— Биг-маки ты не любишь? А деньги от них ты любишь?
Ольге пришлось уехать и увезти Ваньку из Москвы потому, что над бывшей империей Бело-, ва снова стали сгущаться тучи. И пока было неяс-; но, с какой стороны ветер дует, то ли со стороны МВД, то ли ФСБ, то ли активизировалась младая поросль отморозков. Но кто-то явно копает под нее: прибыли тают, а претензии налоговиков, прокуратуры и братков растут и множатся. Наконец и Шмидт получил информацию от собственной контрразведки, что старый его знакомый Кабан готовит похищение Ваньки.
Проколовшись раз с Косом, Филом и Пчелой, Шмидт извлек выводы из этого урока. Безопасности никогда не бывает мало, и подстраховываться нужно всегда и во всем по десять раз. Иначе нельзя!
К Ваньке он привязался самым искренним образом. Поэтому он решил вывести его из-под удара и попросил Ольгу хотя бы на время увезти парня от греха подальше в их заморское имение в США. Дмитрий так переживал за приемного сына, что она даже почувствовала укол ревности: ее собственная безопасность, похоже, Шмидта волновала гораздо меньше.
Их отношения вошли в стадию привычки. Но благодаря Шмидту Ольга обрела то, чего ей так не хватало с Беловым в последние годы их совместного сосуществования. Митя оказался настоящим мужиком: он вызывал у нее желание даже в моменты нередких ссор, которые обычно и заканчивались у них безудержным, почти звериным сексом. За это можно все отдать и простить, что Ольга и делала.
Она и сейчас при мысли о Дмитрии почувствовала желание. Но что толку возбуждаться здесь, за тысячи миль от позарез необходимого человека, вернее, от его члена? Надо заняться хоть чем-то, может быть, пообщаться с соседками?
Ваньке-то здесь весело. Он сколотил небольшую бандочку из местных мальчишек. Они с помощью пневматического оружия, стреляющего наполненными краской шариками, усердно воевали друг с другом. Все-таки натура беловская у него брала свое.
А второе обстоятельство — с соседками вышел облом. Больше всего Ольгу раздражали их нелепые претензии к ней как к представительнице России. Она и была для них Россией. До чего же примитивные взгляды! Она оказалась в ответе за огромную страну с многомиллионым населением и за решения ее руководства, к которым она лично не имела никакого отношения.
Ей всегда казалось, что американцы самая аполитичная нация, занятая только бизнесом и своими внутренними делами. Так ведь нет! События в Сербии вызвали у американцев сильное возбуждение. Даже перевозбуждение!
И это при том, что они совершенно не разбирались в географии и полагали, что Косово это где-то под Стамбулом, а Чечня — в Подмосковье. Из-за океана все казалось простым, как колесо. Сербы притесняют мусульман. Поэтому можно и нужно бомбить Милошевича, даже если это вызовет жертвы среди мирного населения. Надо быть на стороне слабых, то есть албанцев, — это и есть гуманизм и европейские ценности.
С этой точки зрения и Чечня вызывала у них искреннее сочувствие. Все так просто! Исторических, многовековых корней этих конфликтов они видеть из своего прекрасного американского далека просто не могли.
— Ах, дорогая Ольга! — говорила ей русскоязычная соседка. — Вы там в России с вашими иконами и матрешками, да еще с украденной у нас атомной бомбой, совсем что ли, с ума посходили? Разве можно бомбить маленький свободолюбивый гордый народ? Ну, хотят чеченцы независимости — дайте им! Что вы к ним пристали? Вам нужна их нефть? У вас что, своей в Сибири мало? Стыдно, милочка. Это же расизм!
— Да что вы понимаете! — горячилась Ольга, которую эти поучения уже достали. — Вы знаете, сколько чеченцев прекрасно живут в Москве, среди «русских расистов»? Десятки тысяч! А знаете сколько русских смогли выжить в Грозном, у свободолюбивых горцев? Единицы. Так кто кого третирует?
— Конечно вы, русские! Ваш сын недавно, я сама это слышала, назвал нашего садовника — черным! Это же неполиткорректно! Я слышала, так вы называете и кавказцев! Вы что думаете, гордые чеченцы вам такое простят? Да они же наведут вас терактами!