Книга Крепостная маркиза - Лариса Шкатула

— Трудно мне будет к такому привыкнуть: я и… прислуга, — заметила Агриппина. — Кухарку вон прислали, а я все норовлю по привычке то картошку чистить, то резать что-то… А еще я думаю, ваше сиятельство, не стоит вам этого делать.

— Что мне не следует делать?

— Делить золото между нами. Тем более поровну.

Хотел бы маркиз Антуан, чтобы мне оно досталось, сказал бы, а то ведь сохранил в тайне. Уж если, как вы говорите, он сыну о том не сказал… Значит, оно ваше и князя Николая Николаевича.

— Агриппина, — изумилась Соня, — ты отказываешься от золота?

— От чужого золота, — уточнила Агриппина. — Конечно, я понимаю, что вы хотели, как всегда, по справедливости поступить, по-честному, чтобы всем было хорошо, а так бывает только в ваших романах. Хорошо, я их прежде не читала, а то тоже бы по-вашему жить старалась. Нет, как в книгах — по правде — жить нельзя. Ваша покойная матушка всегда говорила: простота — хуже воровства!

— Не кажется ли тебе, Агриппина, что ты опять пытаешься мне грубить?

— Угу, опять, княжна миленькая, пытаюсь. Только на этот раз вы мне ничего сделать не сможете.

Даже назад в Киреево отправить.

От шутки Агриппины у Сони почему-то защемило сердце. Ей вспомнился Петербург. Сейчас там, наверное, сыро, холодно, первый снег сыплется. В доме печку затопили. Ветер в трубе гудит…

— А ты знаешь, я по дому соскучилась.

— Я тоже, — вздохнула Агриппина, но тут же встрепенулась:

— Но возвращаться в Петербург меня и не просите. Я, пока всю Францию не объеду, в Россию ни ногой!

— Ты хочешь путешествовать? — удивилась Соня. — А я думала, ты останешься в Дежансоне, в замке.

— Вначале, Софья Николаевна, я, может, немного и побуду тут, пока в трауре, пока вы здесь освоитесь, если захотите остаться. Нет, так управляющего найду или в аренду сдам, а потом — ищи ветра в поле!

— Ну, ты уж так-то меня не пугай. Давай мы о твоей поездке после поговорим, а сейчас — о подземелье.

— Ой, как мне не хочется! — опять заныла Агриппина и уткнулась в колени Соне — прямо-таки кошка, которая хочет, чтобы ее приласкали.

Соня и погладила ее по голове — все-таки, как ни крути, эта нечаянная маркиза — самый близкий ей человек. Не только здесь, во Франции, но и, кажется, на всем белом свете.

На мгновение подумалось: а как поживает брат, князь Николай Астахов, который остался там, в далеком Петербурге? Даже пытаясь сосватать сестру за старика, он ведь думал, что делает как лучше для всех.

Ну да ладно, потом когда-нибудь, когда Соня вернется в Россию богатой женщиной, с мужем и детьми, она помирится с братом, попросит у него прощения…

Мечты, мечты! Откуда взяться мужу-то, если она решила не только никогда больше о нем не вспоминать, но и само брачное свидетельство запрятать подальше? Кто о ее замужестве узнает?

Соня представляла себе нотариуса седым стариком, который много лет вел дела маркиза, а также его отца и успел застать в живых его деда. Такой образ был привычным по книгам и по рассказам знакомых.

Но с утра пораньше к замку маркизов де Баррасов подъехала скромная карета, запряженная, однако, парой крепких вороных лошадок, даже на взгляд непосвященного стоящих очень приличные деньги.

И вышел из кареты молодой энергичный человек в длинных панталонах, в сюртуке с высоко стоящим бархатным воротником, черных чулках и туфлях на каблуке с серебряными пряжками. В левой руке он держал деревянную трость с набалдашником в виде собачьей головы, а правой прижимал к себе черную кожаную папку.

К моменту его приезда прибыла на своей повозке и мадам Фаншон с сыновьями.

Молодой человек попросил величать его мэтр Тюмель. Соня с усмешкой подумала про себя, что таким образом он пытается, очевидно, прибавить себе солидности.

Все прошли в замок, расселись, приготовились слушать.

Наверное, мэтр почувствовал, что не все присутствующие прониклись уважением к его выдающейся роли в предстоящем событии, а потому строго пояснил:

— Наша контора «Тюмель и сыновья» существует больше ста десяти лет. Мы ведем дела многих почтенных жителей Дежансона, и каждый из них может свидетельствовать о честности и беспристрастности наших нотариусов…

Он покосился на Соню, которая перевела его слова Агриппине.

— Мадам маркиза де Баррас еще плохо понимает французский язык, — пояснила она для строгого юриста.

Тот важно кивнул и продолжил свою речь.

— Ишь, молоденький какой, а серьезный! — не преминула заметить Агриппина и немедленно удостоилась строгого взгляда мэтра.

— Прежнее завещание маркиза Антуана де Барраса, написанное двадцать пять лет назад, было аннулировано за две недели до смерти завещателя, и составлено новое, как и положено, в присутствии двух свидетелей. По нему прежний единственный наследник мосье Антуана, его сын Флоримон де Баррас, полностью лишается наследства, и наследником с этого момента объявлено другое лицо…

Он помедлил и торжественно объявил:

— Основной наследницей всего недвижимого имущества маркиза Антуана де Барраса названа… русская княжна Софи Никола Астахова!

— Я? — изумленно пискнула Соня.

Она так растерялась, что почувствовала себя не обрадованной, а скорее ошарашенной. И к тому же у нее появилось чувство вины перед Агриппиной — разве не она недавно уверяла девчонку, что замок непременно достанется молодой вдове? А мадам Фаншон? В крайнем случае замок должен был бы достаться ей и ее сыновьям…

— Мосье Антуан знал, что делает, — вполголоса проговорила ничуть не удивившаяся мадам Фаншон.

Неужели старый маркиз все-таки делился с ней своими планами?

Соня почувствовала себя как человек, публично уличенный в краже фамильной серебряной ложки. Что произошло? Ведь Флоримон выпытал у отца секрет подземелья гораздо позже! Неужели Антуан мог предвидеть такой поворот событий и то, что его сын вознамерится похитить золото, принадлежащее теперь дочери незабвенного русского друга? Выходит, маркиз хотел таким образом возместить княжне ее грядущую потерю? Теперь об этом остается только гадать.

А нотариус продолжал между тем читать о распоряжениях ныне покойного маркиза:

— Маркиз Антуан де Баррас, будучи еще достаточно крепок здоровьем, заработал немало денег своими изобретениями. Кожевники заплатили ему солидную сумму за рецепт выделки особо мягких кож. Красильщики — за способ окрашивания хлопка. Слесари — за секрет замка, к которому невозможно подобрать ключей. Почти все деньги он клал в банк Кланьи, так что сумма, накопившаяся в нем, с учетом процентов составила на сегодняшний день… восемьдесят две тысячи ливров.

Семейство Фаншон, как один, издало изумленный возглас. На этот раз мэтр не стал выказывать строгость, понимая, насколько впечатлительна названная им сумма. Он лишь сделал небольшую паузу, приподняв глаза от завещания.