Книга Резинки - Ален Роб-Грийе

— Так вот, я сейчас вам скажу, мой мальчик, я скажу вам, кто его убил, я скажу!

— Вы знаете, кто убил Дюпона? — удивляется Валлас.

— Это доктор Жюар! Этот доктор с подозрительной физиономией, которого я сама вызвала, потому что — это правда — я забыла вам сказать: они здесь перерезали телефон. Именно так! С позавчерашнего дня… нет, еще раньше; теперь уж и не могу сосчитать. Сегодня у нас… понедельник…

— Вторник, — робко поправляет Валлас.

— Что вы говорите?

— Сегодня вторник, — повторяет Валлас.

Она шевелит губами, вглядываясь, как он говорит, потом недоверчиво таращит глаза. Но не обращает внимания: надо же делать небольшие уступки упрямым детям.

— Ладно, допустим, что вторник. Так вот, я вам говорила, что телефон не работает с… воскресенье, суббота, пятница…

— Вы говорите, мадам, — прерывает ее Валлас, — что это доктор Жюар убил Даниэля Дюпона?

— Конечно же, я это говорю, мой мальчик! К тому же всем известно, что он настоящий убийца; спросите кого угодно на улице. Ах, как я теперь сожалею, что послушалась мсье Дюпона; он непременно хотел, чтобы приехал именно этот — вы знаете, у него были свои соображения, и он совсем не обращал внимания на то, что я думаю. В конце концов, людей не переделаешь; и теперь я не собираюсь говорить о нем плохо… Я была здесь, мыла посуду после ужина, когда услышала, как он зовет меня со второго этажа; проходя, я заметила, что дверь была открыта — та, через которую вы вошли. Мсье Дюпон был на лестнице — и живой, заметьте! — только прижимал к груди левую руку и кисть была немного в крови. В другой руке держал пистолет. Мне пришлось изрядно попотеть, отмывая пятна крови, которые он мне оставил на ковре, и я часа два чистила покрывало с кровати, на которой он лежал, когда я вернулась — после того, как сходила позвонить. Знаете, это не так-то просто; к счастью, крови было немного. Он сказал мне: «Легкое ранение в руку; не беспокойтесь, ничего серьезного». Я хотела сама его перевязать, но он мне не позволил, упрямый ведь был — я вам говорила, — и надо было вызвать этого злополучного врача, который увез его на машине. Он даже не хотел, чтобы его поддерживали, когда он спускался по лестнице! Но когда сегодня утром я пришла в клинику, чтобы передать ему белье, то сразу поняла, что он умер. «Остановка сердца», — как он мне сказал, этот душегуб! И с таким гордым видом, подумать только, мой мальчик. Я не стала выяснять; хотя мне бы очень хотелось знать, кто как не он убил его! Мьсе Дюпону хотя бы раз стоило меня послушать…

В голосе старой женщины слышится почти что торжество. Вероятно, хозяин не давал ей говорить, чтобы не оглохнуть от ее ужасного голоса; теперь она пытается наверстать упущенное. Валлас пробует немного упорядочить этот словесный поток. Кажется, что мадам Смит больше беспокоилась о пятнах, которые пришлось отмывать, чем о ране своего хозяина. Она не удостоверилась, действительно ли он был ранен в руку: к тому же Дюпон не позволил ей посмотреть на рану поближе; и кровь на кисти тоже ничего не доказывает. Он был ранен в грудь и не захотел, чтобы служанка потеряла голову, узнав об этом. Ему даже удалось, чтобы сбить ее с толку, продержаться какое-то время на ногах и дойти до машины скорой помощи; может, это усилие его и погубило. Во всяком случае, врачу не следовало позволять ему это. Очевидно, что его-то и нужно допросить.

«Клиника Жюара. Гинекология. Роды». Медсестра, которая открыла ему, даже не впустила его; она стояла в дверях, готовая тут же закрыть их: можно было подумать, что это охранник, опасавшийся, как бы посторонний не прошел силой, но в то же время ей явно хотелось его задержать:

— Вы по какому поводу, мсье?

— Я бы хотел поговорить с доктором.

— Мадам Жюар у себя в кабинете, она принимает клиентов.

— Я не клиент. Мне нужно увидеться с самим доктором.

— Мадам Жюар тоже доктор, мсье. Она руководит клиникой, так что она обязательно в курсе всех…

Когда в конце концов он сказал ей, что не нуждается в услугах клиники, она замолчала, словно бы добившись того, чего хотела; и она посмотрела на него с улыбкой легкого превосходства, как смотрит тот, кто с самого начала доподлинно знал, чего добивался. В ее вежливости угадывалась бесцеремонность:

— Нет, мсье, он не сказал, когда вернется. Вам не угодно сообщить ваше имя?

— Это ни к чему. Мое имя ничего ему не скажет.

Он отчетливо услышал: «Все как один!»

…как он мне сказал, этот душегуб…

На втором этаже, в коридоре, на ковровой дорожке старая женщина показывает ему едва различимые следы от пяти или шести пятен неизвестного происхождения. Валлас спрашивает, взяли ли приходившие вчера вечерам инспектора пистолет жертвы.

— Конечно же нет! — восклицает мадам Смит. — Вы что думаете, я бы позволила этим двоим опустошить весь дом? Я убрала его обратно в ящик. Он мог ему снова потребоваться.

Валлас хотел бы на него взглянуть. Его проводят в спальню: это довольно большая комната, столь же безликого и устаревшего роскошного стиля, как и все остальное в доме, вся в занавесях, драпировке и коврах. Должно быть, в этом особняке, где все предусмотрено для приглушения малейшего шума, царила полная тишина. У Дюпона тоже были войлочные тапки? Как удавалось ему разговаривать с этой глухой служанкой, не повышая голоса? Привычка, наверное. Валлас констатирует, что покрывало на кровати другое — невозможно было так хорошо его отчистить. Все в чистоте и полном порядке, как если бы еще ничего не произошло.

Мадам Смит открывает ящик ночного столика и протягивает Валласу пистолет, который он узнает с первого взгляда: он той же модели, что и его, не игрушка, серьезное оружие для самозащиты. Он вынимает обойму и обращает внимание, что одного патрона не хватает.

— Господин Дюпон стрелял в убегавшего? — спрашивает он, хотя заранее знает ответ: когда Дюпон вышел со своим пистолетом, убийца уже исчез. Валлас охотно показал бы оружие комиссару Лорану, но служанка не знает, стоит ли его ему давать, затем она уступает, пожимая плечами:

— Возьмите его, мой мальчик. Кому он, по-вашему, теперь будет служить?

— Я не прошу вас сделать подарок. Этот пистолет — вещественное доказательство, понимаете?

— Возьмите его, я же говорю вам, если вам так хочется.

— А вы не знаете, приходилось ли вашему хозяину пользоваться им раньше, для чего-нибудь?

— Для чего, по-вашему, он мог им пользоваться, мой мальчик? Мьсе Дюпон был не из тех, кто палит по дому забавы ради. К счастью, нет! У него были свои недостатки, но…

Валлас кладет пистолет в карман пальто.

Служанка оставляет своего посетителя; ей нечего больше ему сказать: скверный характер ее вспыльчивого хозяина, трудное отмывание пятен крови, врач-преступник, беспорядок, царящий в Телефонной компании… Она это повторяла уже множество раз; теперь ей надо закончить собирать свои чемоданы, чтобы не опоздать на двухчасовой поезд, который отвезет ее к дочери. Не очень-то хорошее время года, чтобы ехать в деревню; все же следует поторопиться. Валлас смотрит на часы: опять половина восьмого. В спальне Дюпона, на камине, между двумя канделябрами без свечей, часы тоже стояли.