Книга Север и Юг - Элизабет Гаскелл

Дом, где я буду жить.

Новые светлые обои немного примирили их с Милтоном. Но требовалось большее — то, чего они не могли себе позволить. Когда миссис Хейл въехала в новый дом, наступило время густых желтых туманов, застилавших долину и широкую излучину реки, прежде видимую из окна.

Маргарет и Диксон уже два дня распаковывали вещи и обустраивали комнаты, но в доме все еще царил беспорядок. А снаружи густой туман подкрадывался к окнам, к каждой открытой двери, норовя проникнуть внутрь удушливыми белесыми клочьями.

— О Маргарет! И вот здесь мы будем жить? — спросила миссис Хейл в полном смятении.

Унылый тон, которым был задан вопрос, болью отозвался в сердце Маргарет. Она едва заставила себя ответить:

— О, туманы в Лондоне иногда намного хуже!

— Но тогда ты знала, что ты — в Лондоне, а рядом твои друзья. Здесь же!.. Мы одиноки. О! Диксон, что за место!

— В самом деле, мэм, я уверена, оно кого хочешь доведет до могилы, едва ли кто выживет здесь! Мисс Хейл, для вас это слишком большая тяжесть.

— Совсем нет, Диксон, спасибо, — ответила Маргарет холодно. — Самое лучшее, что мы можем сделать для мамы, — подготовить ее комнату, чтобы она могла лечь спать, а я пойду и принесу ей кофе.

Мистер Хейл также был подавлен и нуждался в сочувствии дочери.

— Маргарет, я убежден, что это нездоровое место. Что, если твое или мамино здоровье пострадает? Жаль, что я не поехал в какой-нибудь сельский край в Уэльсе, здесь поистине ужасно, — сказал он, подходя к окну.

Но пути назад не было. Они обосновались в Милтоне, и надлежало стойко переносить капризы погоды. Более того, казалось, что и вся другая жизнь скрыта от них густым туманом обстоятельств. Только вчера мистер Хейл подсчитал, во сколько обошлись им переезд и две недели, проведенные в Хестоне, и обнаружил, что потратил почти все свои наличные деньги. Нет! Они уже здесь, здесь и должны остаться.

Ночью, когда Маргарет поняла это, она долго сидела в темноте, оцепенев от горя. Тяжелый, пахнущий дымом воздух витал в ее спальне, которая размещалась в задней пристройке дома. Окно комнаты выходило на стену такой же пристройки примерно в десяти футах. Эта стена едва проступала сквозь туман и казалась огромной, непреодолимой преградой между ними и надеждой. В спальне Маргарет царил беспорядок — все свои силы она потратила на обустройство комнаты матери. Маргарет присела на ящик и с болью в душе подумала о том, что ярлык, прикрепленный к нему, надписали еще в Хелстоне — прекрасном, любимом Хелстоне! Она глубоко задумалась и тут, к счастью, вспомнила, что получила письмо от Эдит, которое не успела прочитать до конца в суматохе утра. Эдит рассказывала об их прибытии на Корфу, о путешествии по Средиземному морю — о музыке и танцах на борту корабля. Веселая новая жизнь открывалась перед юной миссис Леннокс. У нее был дом с балконом, выходящим на белые утесы и глубокое синее море.

Эдит писала легко и красиво, создавая на бумаге яркие образы и живые картины. Она не только выделяла характерные особенности пейзажа, но и подмечала множество всевозможных подробностей, предоставив Маргарет воображать виллу, снятую капитаном Ленноксом на паях с другой молодой парой, расположенную среди живописных крутых скал, высоко над морем. В последние дни этого года они, казалось, только и делали, что плавали на лодках и устраивали пикники на берегу, и вся жизнь Эдит проходила на свежем воздухе, в удовольствии и радости, подобно высокому голубому небу, безоблачному и чистому. Ее муж обязан был руководить строевой подготовкой, а она, как самая музыкальная из жен офицеров, по просьбе капельмейстера должна была переписывать последние новинки английской музыки — и это составляло их самые суровые и тяжелые обязанности. Эдит выразила робкую надежду на то, что, если и в следующем году полк останется на Корфу, Маргарет сможет к ней приехать и погостить подольше. Она спрашивала Маргарет, помнит ли та день год назад, о котором Эдит уже писала ей, — как весь день лил дождь, и как она не хотела надевать свое новое платье, чтобы пойти на этот глупый ужин, и как промочила и забрызгала подол, пока они ехали в экипаже, и как в том доме они впервые встретились с капитаном Ленноксом.

Да! Маргарет хорошо помнила тот день. Эдит и миссис Шоу поехали на ужин. Маргарет присоединилась к ним позднее вечером. Роскошный прием, дорогая и красивая мебель, огромный дом, тихая и спокойная непринужденность гостей — все эти воспоминания живо пронеслись перед ней по контрасту с нынешними обстоятельствами, и она со вздохом вернулась в настоящее. Спокойное течение прежней жизни пропало бесследно. Привычные застолья, визиты, покупки, танцевальные вечера — все ушло, ушло навсегда. Эдит и тети Шоу тоже больше не было в Лондоне; конечно же, о ней там и некому было вспоминать. Она не сомневалась, что никто из ее прошлого окружения не думает о ней, кроме Генри Леннокса. Да и он, как считала Маргарет, тоже постарается поскорее забыть ее из-за боли, которую она ему причинила. Она слышала, как он часто с гордостью говорил о своей силе воли, благодаря которой он был способен заставить себя выкинуть из головы досадные мысли. Потом она представила, как все могло бы случиться. Если бы она полюбила его и приняла его предложение, то перемена взглядов отца и изменение его положения в обществе были бы с нетерпимостью восприняты мистером Ленноксом. С одной стороны, для нее это оказалось бы горьким разочарованием, но она смогла бы его перенести, поскольку знала, что намерения отца чисты, и это придало бы ей силы примириться с его ошибками, хотя, возможно, она и говорила бы о них с осуждением. Но светские толки о странном поступке мистера Хейла угнетали и раздражали бы мистера Леннокса. Как только Маргарет поняла, как все могло бы быть, она почувствовала благодарность за то, что ничего этого не произошло. Сейчас они опустились ниже некуда, и хуже уже не могло быть. Когда пришли письма от Эдит и тети Шоу, вся семья храбро восприняла их удивление и смятение. Маргарет поднялась и начала медленно раздеваться, чувствуя наслаждение оттого, что может позволить себе не торопиться после такого суматошного дня, хотя было уже поздно. Она уснула, надеясь, что новый день принесет просвет либо в погоде, либо в обстоятельствах. Но если бы Маргарет знала, сколько времени пройдет, прежде чем появится просвет, она бы пала духом. Время года было неблагоприятным как для здоровья, так и для оптимизма. Ее мать сильно простудилась, и Диксон было явно не по себе, хотя она воспринимала любую попытку Маргарет помочь ей как оскорбление. Они не смогли найти служанку в помощь Диксон — в Милтоне все работали на фабриках. Тех же, которые обращались к ним, Диксон распекала за то, что они посмели думать, будто им можно доверить работу в доме джентльмена. Поэтому Хейлам пришлось довольствоваться приходящей уборщицей. Маргарет хотела было послать за Шарлоттой, но сейчас им было не по средствам держать такую хорошую служанку, да и до Хелстона было слишком далеко.

Мистер Хейл встретился с несколькими учениками, рекомендованными ему мистером Беллом и мистером Торнтоном. По большей части ученики были в том возрасте, когда мальчики еще учатся в школе. Но согласно общепринятым в Милтоне взглядам, сделать из парня хорошего торговца можно, лишь с молодых лет приучая его к работе на фабрике, в конторе или на складе. Если отправить его хотя бы в какой-нибудь шотландский университет, он вернется непригодным к коммерции. Еще менее годились Оксфорд и Кембридж, к тому же туда не принимали до восемнадцати лет. Поэтому многие промышленники подыскивали своим сыновьям должности в коммерческих предприятиях в самом восприимчивом возрасте, в четырнадцать-пятнадцать лет, беспощадно отрезая все пути для дальнейшего образования в области литературы или других изящных искусств, дабы направить все их помыслы и энергию в русло коммерции. Но все же находились умные родители и молодые люди, у которых было достаточно здравого смысла, чтобы осознать свои собственные недостатки и попытаться исправить их. Среди них было несколько мужчин в расцвете лет, которые решительно признавали собственное невежество и намеревались освоить то, что им следовало освоить гораздо раньше. Мистер Торнтон был, возможно, самым старшим учеником мистера Хейла. И несомненно, самым любимым. У мистера Хейла вошло в привычку цитировать его мнения так часто и с таким уважением, что это превратилось в милую домашнюю шутку — гадать, сколько времени от урока уходит у них на занятия, а сколько — на разговоры.