Книга Меж сбитых простыней - Иэн Макьюэн

Когда Стивен в третий раз вернулся к исходной точке, Дрейка уже не было. Безукоризненно чистая скамейка попахивала спиртом. Стивен сел. Заказным письмом он послал Миранде тридцать фунтов — три новенькие десятифунтовые купюры. И вновь пожалел о содеянном. Лишние пять фунтов были явным признанием вины. Два дня Стивен сочинял письмо к дочери, в котором жевал сопли, мямля неизвестно о чем: «Дорогая Миранда, на днях по радио передавали популярные мелодии, и меня весьма удивили слова песни…» Он не представлял, что можно ответить на подобное письмо. Однако дней через десять пришел ответ: «Дорогой папочка, спасибо за деньги. Я купила себе проигрыватель, как у моей подруги Чармиан. С любовью, Миранда. PS. С двумя колонками».

Вернувшись в квартиру, Стивен сварил кофе и прошел в кабинет, где впал в умеренный транс, позволивший ему проработать без перерыва три с половиной часа. Он отрецензировал брошюру о ханжеских взглядах на менструацию, добавил еще три страницы к рассказу и сделал запись в своем нерегулярном дневнике. Напечатав «поллюция сродни последнему вздоху старика», он вычеркнул это предложение. Из ящика стола Стивен достал гроссбух и в графе «Приход» записал: «Рецензия — 1500 слов. Рассказ — 1020 слов. Дневник — 60 слов». Взяв из коробки с пометкой «Перья» красную шариковую ручку, он отчеркнул сегодняшний день и убрал книгу в стол. Потом зачехлил пишущую машинку, вернул на место телефонную трубку, собрал на поднос кофейные принадлежности и запер кабинет, тем самым покончив с утренним обрядом, неизменным на протяжении двадцати трех лет.

За подарками к дню рождения Стивен отправился на Оксфорд-стрит. Он купил джинсы и парусиновые кеды, цветастостью намекавшие на звездно-полосатый флаг. Три цветные футболки с забавными надписями: «На душе дождливо», «Пока еще девушка» и «Университет штата Огайо». С лотка уличной торговки приобрел ароматический шарик, игральные кости и пластмассовые бусы. Затем к покупкам добавились книга о героических женщинах, игрушечные зеркальца, пятифунтовый купон на грампластинки, шелковый шарфик и стеклянный пони. Шарфик навеял мысли о нижнем белье, и Стивен направился в соответствующий магазин.

От эротической пастельной тишины в отделе дамского белья возникло ощущение чего-то запретного и сразу захотелось где-нибудь прилечь. Потоптавшись на входе, Стивен ушел прочь. В другом отделе он купил флакон одеколона и в угрюмом возбуждении вернулся домой. Разложив покупки на кухонном столе, он почувствовал отвращение от чрезмерности и слащавой снисходительности подарков. Поочередно разглядывая каждую вещицу, Стивен пытался возродить в себе уверенность, какая жила в нем при их покупке. Он отложил купон на грампластинки, а все остальное смел в хозяйственную сумку, которую забросил в шкаф в прихожей. Потом снял ботинки и носки, завалился на неприбранную постель и, пощупав затвердевшее на простыне бледное пятно, проспал до сумерек.

По пояс голая, Миранда Кук лежала поперек кровати, раскинув руки и зарывшись лицом в подушку, на которой рассыпались ее соломенные волосы. Розовый транзистор, соседствовавший на стуле, методично пробирался через двадцатку хитов. Послеобеденное солнце било в задернутые шторы, придавая комнате лазурно-зеленоватый цвет тропического аквариума. Оседлав Мирандову задницу, крошка Чармиан, тоже голая, взад-вперед возила коготками по безупречно белой спине подруги.

Время словно остановилось. Вскинув руки в вечном изумлении, перед зеркалом туалетного столика по ранжиру восседали забытые ныне подружки маленькой Миранды — куклы, чьи ноги прятались под ворохом косметических флакончиков и тюбиков. Ласки Чармиан сошли на нет, ее руки замерли на копчике подруги. Вперив взгляд в стену, она рассеянно покачивалась и слушала песню:

Двадцать дебилов взрастит инкубатор,

Их грязные уши рвет мой медиатор.

Все они дети двадцатого века.[10]

— Я и не знала, что она в рейтинге, — сказала Чармиан.

— Вернулась, — выглядывая из-под волос, пояснила Миранда, — Старый хит «Роллинг стоунз».

Может, угнездишься

Меж сбитых простыней?

Песня закончилась, и Миранда, перекрывая истеричную трескотню ведущего, спросила:

— Чего остановилась-то?

— Да хватит уже!

— Сама сказала: в честь дня рождения — полчаса. Ты обещала.

Чармиан возобновила массаж. Миранда вздохнула, как человек, получивший лишь причитавшееся, и ткнулась лицом в подушку. На улице убаюкивающе шуршали машины, взвыла и сникла сирена «скорой помощи», запела, смолкла и вновь пустила трель птичка; внизу звякнул дверной звонок, послышался голос, он позвал раз, другой; опять заныла сирена, но уже глуше… Все это было так далеко от водного сумрака, где остановилось время, где в честь дня рождения подруги Чармиан нежно вонзала коготки в ее спину. Вновь раздался голос. Миранда пошевелилась.

— Кажется, мама зовет. Наверное, отец приехал.

Позвонив в дом, где он прожил шестнадцать лет, Стивен полагал, что дверь, как обычно, откроет Миранда. Но откликнулась жена. С высоты трех бетонных ступенек она сверлила Стивена взглядом и ждала, что он скажет. Но для нее он ничего не приготовил.

— Миранда… дома? — наконец выговорил Стивен. — Я припоздал… — добавил он, рискнув подняться на крыльцо.

В самый последний момент жена посторонилась и распахнула дверь.

— Миранда наверху, — бесцветно сказала она, в то время как Стивен старался протиснуться, не касаясь ее, — Пойдем в большую комнату.

В уютной гостиной, от пола до потолка уставленной его книгами, ничего не изменилось. В углу стоял его рояль, укрытый холщовым чехлом. Стивен погладил изогнутый бок инструмента.

— Надо избавить тебя от них, — кивнул он на книги.

— Как-нибудь выберешь время, не к спеху, — ответила жена, плеснув в стакан хереса.

Стивен сел за рояль и поднял крышку.

— Кто-нибудь играет?

Жена подала ему стакан и встала за его спиной.

— У меня нет времени, а Миранде это уже неинтересно.

Стивен взял негромкий полнозвучный аккорд и, поддержав его педалью, послушал, как он угасает.

— Настройка держится, да?

— Держится.

Он взял еще несколько аккордов, которые стали слагаться в подобие мелодии. Вот бы забыть обо всем, остаться одному и всласть поиграть, думал Стивен.

— Больше года не играл, — сказал он извиняющимся тоном.

Жена отошла к дверям и уже открыла рот, чтобы позвать Миранду, но теперь поперхнулась.

— Правда? Забавно… Ми-ран-да! — по слогам пропела она; тоном второй слог был ниже первого, а третий возносился над собратьями и пытливо зависал, — Ми-ран-да! Ми-ран-да!

Стивен сыграл эту мелодию из трех нот, и жена, осекшись, резко обернулась: