Книга Путь Грифона - Сергей Максимов

Воззвание содержало обычную пропаганду о «преступной и постыдной роли, какую вам навязали ваши вожди», о том, что «барон Врангель готов отдать своим покровителям и господам три четверти России на растерзание, чтобы остальную четверть поработить самому». И даже о том, что белогвардейцы являются «сейчас не чем иным, как наёмным войском на службе биржевого капитала и вспомогательным отрядом кровожадной и хищной польской шляхты, ненавидящей трудовой русский народ». И так до последнего абзаца, который гласил: «Во имя единодушного труда всех и всего, что есть честного в русском народе, руководимые заботой о возрождении трудовой России, мы призываем вас: откажитесь от постыдной роли на службе польских панов и французских ростовщиков, сложите оружие, бесчестно направленное против собственного народа. Честно и добровольно перешедшие на сторону Советской власти – не понесут кары. Полную амнистию мы гарантируем всем переходящим на сторону Советской власти. Офицеры армии Врангеля! Рабоче-крестьянская власть последний раз протягивает вам руку примирения».

Гарантами чистоты намерений выступали: «Председатель Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета М. Калинин; председатель Совета Народных Комиссаров В. Ульянов (Ленин); народный комиссар по военным и морским делам Л. Троцкий; главнокомандующий всеми вооруженными силами Республики С. Каменев; председатель Особого Совещания при главнокомандующем всеми вооруженными силами Республики А. Брусилов».

За окном был ноябрь, и сентябрьское воззвание осталось только воззванием и лживой декларацией. Да и кого теперь винить в том, что два месяца Красная армия «протягивала руку примирения» весьма своеобразно.

Что касаемо Брусилова, то Суровцев видел в Крыму точно такой же текст на квартире Батюшина, но за единоличной подписью Алексея Алексеевича. И ещё встречал с десяток различных других вариантов воззвания, заверенных его именем. Одного взгляда на подобные листовки Сергею Георгиевичу хватало, чтоб понять – это чистейшей воды провокация. Никто на самом деле не собирался гарантировать амнистию «переходящим на сторону Советской власти». Теперь в красном Крыму поговаривали ещё и об ультиматуме, предъявленном Врангелю Фрунзе… По радио… Это утверждение было почти так же фантастично, как если бы кто-то стал утверждать, что для этого Фрунзе и Врангель неотлучно и одновременно находились у радиостанций. Или же имелся в виду беспроволочный телеграф?

Позже выяснилось, что с Брусиловым проводилась целая специальная операция. «Работал» с генералом заместитель Троцкого Эфраим Склянский. Что уж там было «наработано», о чём был разговор, доподлинно неизвестно, но в своих мемуарах генерал рассказывал совсем необычные вещи. Якобы ему сообщили, что «в штабе и даже в войсках Врангеля происходит настоящее брожение», войска «заставляют силой бороться и покидать родную землю», что «состав офицеров определённо настроен против распоряжений высшего начальства», намерен «низвергнуть Врангеля и объявить его армию Красной Крымской под командованием Брусилова». «Я воодушевился, поверив этому негодяю (надо полагать, Склянскому). Я думаю: армия Врангеля в моих руках плюс те, кто предан мне внутри страны в рядах Красной Армии: конечно, я поеду на юг со звездой, а вернусь с крестом и свалю этих захватчиков».

Казалось бы, всё ясно. Вот воспоминания генерала. Вот объяснение причин, побудивших его поставить свою подпись под воззванием, но… Но это не совсем генеральские мемуары… Это мемуары, опубликованные генеральской женой после смерти автора Брусиловского прорыва. 17 марта 1926 года на семьдесят третьем году жизни А.А. Брусилов скончался. Надежда Владимировна Брусилова почти сразу покинула Советский Союз. Есть в этих заграничных мемуарах и утверждение о том, что никаких воззваний генерал не подписывал. Но есть и подтверждение тому, что воззвания, которые он не подписывал, не только имели хождение в Крыму, но им поверили. Поэтому офицеры «оставались на берегу и попадали в руки не мои, а свирепствовавшего Белы Куна, массами их расстреливающего»…

А если к этому добавить, что за несколько месяцев до своей кончины Брусилов выезжал на лечение в Карловы Вары, то вопросов будет ещё больше. Невольно заподозришь, что товарищи, разрешившие ему заграничную поездку, надеялись, что белогвардейцы отомстят генералу за сотрудничество с советской властью. Но генерал вернулся. Так получилось, – чтобы умереть на родине…

Крым наиболее известное место массового истребления только потому, что полуостров оказался последним местом дислокации крупных белогвардейских сил. Сколько бывших белых было расстреляно по всей России, даже примерно посчитать невозможно. Уничтожая офицеров и представителей «чуждых классов», большевики осознанно, продуманно и методично уничтожали наиболее образованную часть русского общества. И на это святое место нагло влезала новая, собою же назначенная, менее образованная, но ловкая, циничная, наглая и беспощадная, самонадеянная интернациональная мразь. Желавшая по своему усмотрению распоряжаться судьбой сложного русского мира. Распоряжаться и править целой вселенной. Они не знали или не желали знать, что именно со вселенной имеют дело. «Россия – не государство. Россия – вселенная!» – говаривала Екатерина Великая, «немка по происхождению, француженка по воспитанию и русская душой». Русская душа повсеместно теперь была не в чести. А русская душа Суровцева разрывалась от отчаяния и бессилия что-то изменить. На протяжении следующих лет душа этого человека будет поставлена вне закона, а сейчас она металась и бунтовала против тьмы, надвигающейся и на неё, и на светлые души близких людей.

К родителям Серова он явился ночью. Постучал условленным стуком. Не скрывая тревоги, не раздеваясь и не проходя в дом, прямо в прихожей рассказал отставному адмиралу и его жене о жутких расправах, учинённых по всему полуострову.

– Григорий Александрович, ваше превосходительство, – взволнованно продолжал Сергей Георгиевич, – существует последняя возможность покинуть город. Есть приказ о командировании в центр, в Москву, военных и гражданских врачей. Это единственный шанс вырваться из Крыма. Вот документы на вас и на вашу супругу. Оба эти, с позволения сказать, мандата настоящие. Они заверены подлинными подписями и печатями. Врачебный диплом, думаю, у вас и не спросят. А спросят – скажите, что потерян… Собирайтесь и с утра ступайте на вокзал, пока ещё не остановились поезда…

– Голубчик, – растроганно отвечал адмирал, – неужели вы думаете, что я смогу сыграть роль доктора? Нет и нет. Мы с Клавдией Ильиничной решили остаться.

– Серёженька, – в свой черёд подхватила мама Серова, – будем надеяться, что у новой власти хватит здравого ума и совести рассудить, что мы не представляем для них никакой опасности. Мы ещё можем быть и полезны нашему отечеству. Это же очевидно.

Точно так, как год назад в Томске при разговоре с тётушками, он осознал, что никакого его красноречия не хватит, чтобы убедить этих милых и наивных людей прислушаться к его мнению. А мнение его к тому времени не предполагало никаких иллюзий в отношении намерений советской власти.

– Давайте пить чай, – обыденно предложила женщина.

– Нет, – твёрдо заявил Сергей Георгиевич, – мне пора уходить.