Книга Последний защитник Брестской крепости - Михаил Парфенов

— Можем попробовать пробраться к курсам шоферов Белорусского пограничного округа, — размышлял он вслух. — Там стены крепкие. Отсюда скрытно подойдем к ним.

Старшина прислушался. Со стороны курсов доносилась отчаянная стрельба.

— Значит, сражаются еще шофера, — проговорил Кожевников. — Если пробьемся, объединимся, поможем им.

— Там рядом, в гаражах, наверняка найдется неповрежденный транспорт, — предположил Пахомов. — Попробуем на нем по мосту через Тереспольские ворота в Цитадель прорваться.

Старшина согласно кивнул и обратился к солдатам:

— Быстро обыскать трупы. Брать фляги, перевязочные пакеты и продовольственные пайки. Затем короткими перебежками движемся к зданию курсов шоферов. Постараться себя не обнаруживать, без крайней необходимости огонь не открывать.

Внештатные курсы создали в марте сорок первого года для солдат, желающих повысить свою квалификацию. Их закончил и Гусейн Азизбеков — бывший водитель Сомова, а ныне предатель. Руководил курсами старший лейтенант Мельников — толковый офицер, которого Кожевников хорошо знал. Он надеялся, что именно Мельников сейчас возглавлял там оборону. Задача добраться до казармы была трудной, но выполнимой.

Когда с трупов немцев собрали все, что могло позднее пригодиться, пограничники побежали вперед, пригибаясь и лавируя между деревьями. Теперь каждое деревце, каждый куст, которые были раньше лишь частью пейзажа, обыденной вещью, становились их защитниками.

Кожевников испытывал странные чувства: он находился на своей земле, на острове, который исходил вдоль и поперек, и теперь вынужден прятаться, опасаясь вражеской пули. Его землю топчет своими сапогами фашист, а ему приходится таиться, вместо того чтобы сбросить всю эту нечисть в Буг и утопить там.

«Надо было послушать Сомова, остаться у него, — переживал старшина. — Был бы сейчас рядом с Дашкой, защищал ее».

Только теперь, выбравшись наружу, он увидел катастрофические последствия получасового артобстрела и последующей атаки фашистских войск. Практически все попадавшие в поле зрения постройки были разрушены и горели, повсюду валялись трупы полуодетых красноармейцев.

Судя по доносившемся отзвукам стрельбы, сопротивление захватчикам на Западном острове носило локализованный характер. Немцы рассредоточили свои силы и теперь зачищали территорию от оставшихся групп советских солдат. Основная масса фашистских войск переключилась на Центральный остров. Два других острова Брестской крепости, судя по всему, уже пали.

Пограничники Кожевникова все ближе подбирались к зданию курсов, и отчаянная перестрелка слышалась более явственно. Бойцы внутри мужественно оборонялись. Сколько их там, старшина не знал, но в любом случае вместе драться против наседавших фашистов будет гораздо легче.

Сконцентрировавшись на осаде здания, немцы не замечали крадущихся пограничников. Их было человек двадцать, и они настолько уверовали в свою силу и превосходство, что не ожидали удара с тыла. Командовал ими унтер-офицер.

Кожевников залег в кустарнике, наблюдая за гитлеровцами. Красноармейцы постепенно подтягивались и занимали позицию.

— Стрелять только по моей команде, — тихо распорядился Кожевников, и его приказ был передан по цепочке. — Приготовились… Огонь!

Шестнадцать стволов грянули одновременно. Первым же залпом было убито несколько фашистов. Унтер-офицер вскочил на ноги, растерянно озираясь, и тут же, сраженный пулей, согнулся пополам и упал.

— Вперед! — выкрикнул Кожевников, поднимаясь в атаку.

Красноармейцы последовали за ним, но немецкий пулеметчик среагировал быстро, дал длинную очередь по приближающимся пограничникам, заставив их броситься под укрытие деревьев.

Атака захлебнулась, и ничего поделать было нельзя. Хорошо хоть никто из пограничников не пострадал.

Ситуация осложнилась. Лезть влобовую под пулемет самоубийственно. Кожевников понимал, что, если к немцам подойдут дополнительные силы, его людей здесь, на открытом пространстве, легко зажмут в кольцо, расстреляют из пулеметов и закидают гранатами. Спасения ждать было неоткуда, и Кожевников заколебался, что предпринять. В атаку солдат не поднять, оставаться здесь глупо, отступать некуда. Принял решение ползком пробираться ближе к врагам, ввязываться в перестрелку, в надежде, что бойцы курсов поддержат их огнем из здания. Тогда уже немцы окажутся между двух советских отрядов, и им придется туго.

«Главное, не раскисать, — убеждал он себя. — Вот найдешь дочь, спасешь ее и помирай потом, сколько душе угодно».

Немцы разделились. Одна группа продолжала осаждать казарму шоферов, другая сосредоточила огонь на пограничниках Кожевникова. И хотя численность фашистов здесь оказалась невелика, вооружены они были превосходно, а патронов, в отличие от красноармейцев, не жалели. У пограничников были только винтовки, а у немцев кроме карабинов имелся пулемет и пара МП-40, что давало им серьезный перевес в огневой мощи. Пришлось понемногу отступать, сдавать позиции.

Внезапно слева от казармы взмыла вверх ракета, затем застрекотали ручные «Дегтяревы». Ситуация резко изменилась, немцы вынуждены были рассредоточиться и вести бой на три стороны. Их положение стало совсем незавидным, поскольку и укрыться особо негде было — все хорошо простреливалось.

Кожевников не стал ждать, пока враги очухаются, и поднял свой отряд в атаку. Из зарослей кустарника слева выскочила другая группа советских солдат. Громогласное «Урррааа!», вырвавшееся из десятков глоток, перекрыло даже шум стрельбы. Красноармейцы воспряли духом, с винтовками наперевес ринулись на немцев, схлестнулись с ними в ожесточенной рукопашной схватке. В ход шло все, что имелось под рукой: штыки, саперные лопатки, ножи. У гитлеровцев не было шансов. Пограничники прикончили их всех до единого, потеряв при этом трех человек убитыми. Четверо получили легкие ранения и порезы, их тут же перевязали.

Казарма шоферских курсов была освобождена.

— Кто такие? — спросил Кожевникова невысокий молодой офицер, командир пришедшей на помощь отряду старшины группы. На груди его висел ППШ.

Лица и гимнастерки обоих были сплошь покрыты копотью и грязью, оттого узнать друг друга сразу оказалось непросто.

— Свои, — ответил старшина, вытирая ладонью заливающий глаза пот со лба.

— Да понимаю, что свои, — устало проворчал офицер и вдруг обрадованно воскликнул: — О! Митрич!

— Признал, наконец? — Кожевников улыбнулся.

Старший лейтенант Аким Степанович Черный, командир транспортной роты 17-го погранотряда, сжал его в объятьях:

— Живой, чертяка!

— Как видите, товарищ старший лейтенант.

— Ну теперь точно продержимся до подхода наших! — Голос у Черного был глубокий, басовитый. Заметив что-то, происходящее за спиной Кожевникова, он вдруг взревел: — Ты что делаешь?!

Старшина обернулся и понял, что так разозлило старшего лейтенанта. Солдат, склонившись над трупом немца, снимал с безжизненной руки часы.