Книга Концерт "Памяти ангела" - Эрик-Эмманюэль Шмитт

Собравшиеся, включая Лору, согласились. В центре для трудных подростков, куда попадали несовершеннолетние, пристрастившиеся к наркотикам, избитые, изнасилованные, совершившие правонарушения, увлеченные нелегкой задачей воспитатели, поступаясь собственным эго, признавали, что могут оказаться не правы. Ребенок здесь был важнее.

— Полагаю, что кому-то из вас удалось установить с ним контакт. Кто хоть немного знал его?

Крис поднял руку.

— Да, Крис, расскажи, что тебе известно.

— Боюсь, речь идет не о бегстве.

— Что ты имеешь в виду? — встревожился Монтино.

— У Карима явные суицидные наклонности.

Пораженные воспитатели встретили это заявление молчанием. Потом специалисты, усевшись вокруг стола, принялись размышлять, каким способом Карим мог попытаться свести счеты с жизнью.

Через двадцать минут Крис уже спускался к железной дороге, проходившей ниже виллы «Сократ». Чтобы определить направление поиска, он поставил себя на место Карима, мальчишки, выросшего в неблагополучном квартале. Поскольку тяга к смерти свидетельствует о регрессивном поведении, о поступке, нацеленном на обретение детства, нужно было отыскать в столь экзотическом для мальчика альпийском пейзаже уголок, который напоминал бы ему родные места, парижский пригород. В этом плане железная дорога представляла собой универсальный элемент. И в городе, и в деревне у нее один и тот же запах — смесь масла, угля и органических отходов. Те же плакаты над железными рельсами. Тот же наводящий страх грохот надвигающегося поезда.

Он двинулся вдоль узкой реки, которая, журча и пенясь, извивалась в каменистом русле, берега местами поросли зеленой колышущейся травой. В лицо хлестал ледяной ветер. Зима явно была не за горами.

Добравшись до рельсов, Крис огляделся по сторонам: никого.

Вдруг вдали он увидел то, что также могло привлечь сорванца: мост через железнодорожные пути. Вспомнив, как выглядит это место, Крис окончательно уверился: Карим должен быть именно там, он поджидает поезд, чтобы броситься под колеса.

Стараясь держаться незаметно, Крис бегом преодолел километровый отрезок пути до моста. Верный расчет! На мосту он различил силуэт человека, глядящего вдаль.

Подобравшись к Кариму сзади, Крис заговорил с ним, только когда до мальчика можно было дотянуться рукой.

— Карим, похоже, нынче у тебя выдалось не лучшее утро.

Подросток повернулся; он испытывал противоречивые чувства: ярость, что его обнаружили, удивление при виде Криса, к которому он питал симпатию, и горечь, вызванную словами воспитателя.

— Что, скверно тебе, да? Скверно? — тихо спросил Крис.

Кариму хотелось сказать «да», но согласиться означало ответить, а он больше не хотел никому отвечать.

— Это твоя жизнь, Карим, ты делаешь с ней что хочешь.

Крис понимал, что паренек охвачен чувством протеста.

— Я не хочу влиять на твое решение или портить тебе мгновения, которые ты проведешь здесь. Проблема в том, что я останусь с тобой и, когда появится поезд, помешаю тебе спрыгнуть. Согласен, я зануда.

Карим отвернулся, раздраженный тем, что Крис угадал его мысли.

— Так вот, Карим, я предлагаю такой уговор: я готов там, наверху, угостить тебя.

Он указал на расположенную на склоне таверну — красное пятнышко на отчаянно крутом косогоре.

— Там мы сможем немного поболтать. А потом ты поступишь, как сочтешь нужным.

— Я вернусь сюда! — выкрикнул Карим, желая доказать, что он не слабак и не флюгер, что держится принятого решения.

— По рукам, — заключил Крис. — Захочешь — вернешься сюда, и я оставлю тебя в покое. Но прежде пойдем выпьем кофе или горячего шоколада.

— Поклянись, что потом отстанешь от меня!

— Клянусь!

Напускная мальчишеская гордость была удовлетворена, Карим сунул руки в карманы, сгорбился и опустил голову, что означало «иду с тобой».

Наверху какой-то человек весьма заинтересованно наблюдал за этой сценой с террасы таверны. Убедившись, что пара направляется в эту сторону, он откатился в своем инвалидном кресле вглубь заведения и в надежде остаться незамеченным втиснулся между двумя выступающими балками.

Войдя в помещение с красными клетчатыми скатертями и занавесками, где на подоконниках были расставлены альпийские коровьи колокольчики, Карим понял, что это кафе, по двум деталям: на барной стойке стояла кофеварка, а возле туалета — электрический бильярд.

Крис заказал две порции горячего шоколада, и, прежде чем отхлебнуть, они обхватили керамические чашки замерзшими руками.

— Почему ты хочешь убить себя? — заговорил Крис.

— Потому что я ни на что не гожусь, совершаю идиотские поступки.

— Тебе сколько лет?

— Шестнадцать.

— Значит, можно сказать, что до шестнадцати ты тупил. Но теперь…

— Скажешь тоже! Если ты выкован из железа, то таким и останешься. Если ты дубина, тут ничего не изменишь. А если, как я, из говна, останешься говном.

— А вот и нет. Люди меняются. И я тому живое доказательство.

— Ты? Да ты всегда такой был.

— Ну да, я всегда такой был, вроде святого Бернара, который сперва думал о других, а уж потом о себе. Представь себе, когда мне было столько лет, как тебе, я плевать на всех хотел, переступал через любого и думал лишь о собственной персоне.

— Ты это говоришь, чтобы мне…

— Я говорю это, Карим, потому что это правда. Мы способны меняться. Если человек осознает, что вел себя скверно, он становится лучше. Мы свободны, Карим, свободны!

— Я, что ли, свободен? Да как только мне стукнет восемнадцать, меня тут же упекут в тюрягу. И будут правы. Я не собираюсь этого дожидаться.

— Ты не веришь в искупление?

— Ты это о чем?

У затаившегося в двух метрах от них, старающегося не упустить ни слова Акселя перехватило дыхание. Он забился поглубже в свой закуток, чтобы подслушивать без помех.

— Переломи судьбу, Карим, вот о чем я. Вор может сделаться честным человеком, убийца — понять, что творил зло, и впредь жить иначе. Пускай ты, Карим, начал с хулиганства, грабежей, краж со взломом и продажи наркоты, это не значит, что тебе чуждо добро. То, что ты противен сам себе, доказывает это. Действительно скверные люди обычно считают, что они в полном порядке. Придурки вообще не ведают, что они придурки. Так что ты, прости за прямоту, перешел на высший уровень. Я в тебя верю, Карим. И чем смогу — помогу, даю слово.

Они умолкли. Карим начал согреваться благодаря горячему шоколаду и пылким словам Криса.

Чтобы не впасть в сантименты и, по его понятиям, выказать себя сильным, он решил оказать сопротивление.