Книга Туман на родных берегах - Дмитрий Лекух
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Столичные.
Господин Шор, разумеется, угостился.
Одной папиросой немедленно задымил, а вторую фамильярно засунул себе за большое, правильной формы ухо, и это господину полковнику безопасности тоже почему-то понравилось.
Обаятельный тип.
Такому не в уголовном розыске служить, а «работать» авантюристом высокого международного класса.
Мошенником.
Фармазоном.
– Что ж, – кивнул Ворчаков, – я тоже был настроен сначала поговорить с вами о делах, Осип Беньяминович. Потому как, кроме вас, поговорить о них в вашем городе и не с кем. Даже вообразить не мог, что все высшее силовое начальство замечательного города Одесса может представлять из себя такую удивительную коллекцию разнокалиберных идиотов. В любое другое время это было бы просто до неприличия смешно…
Осип Беньяминович совершенно искренне, причем уморительно заржал.
Как большой породистый жеребец.
– Да и сейчас, – вытирает выступившие слезы, – не грустно. Паноптикум, совершенно с вами согласен. Жертвы аборта. А что касаемо Женьки Катаева – не переживайте, найдем. Самое главное, что жив: похитители прислали фото и назначили выкуп. Скрываются в каменоломнях, где конкретно – пока не знаю. Одесские каменоломни, это, знаете ли, не Рио-де-Жанейро, сам черт ногу сломит. Но – жив, это точно. Меня в Одессе каждая собака знает, я – животное предельно недоверчивое. Утром стулья, вечером деньги. И никак не наоборот. Сейчас проговариваем форму обмена. Записками. На одном из входов в каменоломни, они сами его указали. Никуда не денутся, договоримся. Деньги в банке личным указанием Валентина Петровича я уже получил…
Ворчаков задумчиво похрустел пальцами, затушил в турецкой пепельнице до гильзы докуренную папиросу.
– Все это я уже знаю. Просветили, так сказать. Личной шифрограммой от Берии, сразу по прибытию в ваш благословенный город. Однако есть небольшая, но очень неприятная закавыка, Осип Беньяминович. Вы считаете это дело банальнейшей уголовщиной, я так думать, увы, не склонен. Евгений Катынский не только блестящий русский литератор, но еще и, на свое несчастье, младший и единственный брат Вождя. И слишком многое в московских событиях последних дней меня убеждает, что в этом происшествии густо замешана политика. Очень густо и очень неприятно. Лаврентий Павлович в этом со мной согласен. А он, как вы справедливо заметили, – умнейший, хотя и не самый приятный в общении человек. Если желаете – объясню подробно. Время у нас, насколько я понимаю, есть…
Шор серьезно кивнул.
– Следующий обмен депешами произойдет через три часа. Я передам предложение, от которого им будет сложно отказаться. Уверен, они возьмут паузу хотя бы до завтрашнего утра. Так что – просвещайте. Время, которое у нас есть, это деньги, которых у нас нет, как говаривал мой папа. Он считался умнейшим человеком на всей Молдаванке, а у людей, там проживающих, не было никаких буржуазных предрассудков. Сплошное жулье. Заодно и бериевский презент распробуем. И откройте бутылки, дайте вину подышать, чтобы приобрело правильный вкус. А я порежу на закуску ваш приезжий сыр и наши местные яблоки, вы все равно этого делать правильно не умеете…
Никита покорно принялся откупоривать бутылки «Напареули».
Ему было страшно себе в этом признаться, но Осип Беньяминович Шор, начальник Одесского уголовного розыска и махровейший, простите, жидяра, с каждой минутой нравился ему все больше.
Может, прав Вождь, когда говорит, что только ему в этой стране дано определять, кого считать евреем?
– Можно поинтересоваться, что вы им такого предложили, уважаемый Осип Беньяминович, что они отказаться не могут? – почти робко поинтересовался Никита.
Шор хмыкнул.
– Можно. Но неинтересно. Я предложил им деньги, много денег. Поэтому даже если за этим стоит треклятая политика, торговаться они смогут только относительно способа получения финансов и передачи заложника. Я, знаете ли, не финансист, я – холодный философ. Политик, если он маскируется под уголовника, все равно должен действовать как уголовник. Иначе правда вылезет наружу преждевременно, как живот у согрешившей гимназистки. А пока суд да дело мои опера попытаются пробить, где его содержат. Жаль, маловато у меня хороших следопытов. Может, посодействуете?
Ворчаков кивнул.
– Посодействую. Разумеется. У меня их три самолета. Валентин Петрович кинул сюда едва ли не весь свой плюс отчасти бериевский ОСНАЗ. Даже караульную службу в белокаменной, включая Кремль, несут армейцы. «Яссцы», за неимением лучшего. А они к этой роли не особенно приспособлены…
Осип, не переставая резать кислое яблоко на тоненькие, почти воздушные лепестки, удивленно присвистнул.
– «Дрозды»?! Рискует Верховный. Ой рискует! Не за что им Вальку-то любить, особенно после того, как Старика под домашний арест посадил…
«Обмен депешами» произошел в неприметной расщелине, причем без происшествий: обеим сторонам было что терять.
От идеи «захватить переговорщика и как следует его потрясти», высказанной командиром ОСНА-За, пришлось отказаться.
Того наверняка страховал сообщник, преследовать которого по узким ходам каменоломен мог только безумец, – за жизнь любимого брата Вождя в подобной ситуации ни Шор, ни Ворчаков не дали бы ломаного гроша, а в гневе Валентин Петрович воистину страшен. Самое малое, что им грозило в случае провала операции, – долгая беспорочная служба на южном побережье Северного Ледовитого океана, куда ни один, ни другой нисколько не стремились.
Зато «хвоста» похитителям они навесить постарались: сразу три осназовца бесшумными тенями скользнули в сторону разлома.
Это, по словам Шора, входило в правила игры.
Уголовные фармазоны отнеслись бы к данному факту с полным пониманием.
Чай не в бирюльки играем, ищейки тоже должны работать.
Они и сработали.
Через пару-тройку минут ожидания нутро утеса, на котором они лежали, сотряс мощный взрыв, и побледневший командир ОСНАЗа жестами погнал вниз еще одну группу.
Шор нервно закурил.
– Вы правы, – за одну затяжку высасывая половинку дорогого полковничьего «Дюшеса», сказал Шор. – Это не бандиты. Бандитам жить надо, а за такое мы всю их сетку, включая контрабандную, до гланд вытрясем. Низкий сорт, нечистая работа. Либо любители, решившие легкую деньгу срубить, либо и вправду политика. И я даже не знаю, что хуже…
Ворчаков согласно поморщился.
Дилетант, как известно, страшен своей непредсказуемостью.
Особенно если вдруг запаникует…
Через несколько минут вторая группа вернулась, волоча живых, но наглухо контуженных следопытов.
Молоденький поручик рванул с докладом к командиру, но тут уж и сам Ворчаков рявкнул, не хуже той самой гранаты, подзывая обоих к себе: времени на повторные доклады ситуация не предусматривала.