Книга Избранница - Майте Карранса
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я с тобой.
Луси странно взглянула на нее:
— Зачем?
— Чтобы помочь тебе справиться с Анхелой и всем остальным.
— Не надо, у меня черный пояс!
— По дзюдо?
— По кун-фу!
Антавиана представила, как Луси, вся в черном, навешивает ногами удары налево и направо. Ей это показалось невероятным.
— Все равно я иду с тобой! Я хочу знать, где находится могила Патрика. Бедный парень!
У Луси заблестели глаза.
— Хорошая мысль! Нам понадобятся доказательства.
Антавиана вздохнула с облегчением. Если она поедет с Луси, то не будет спускать глаз с Анхелы и не позволит Луси всецело завладеть Цицероном.
И вдруг ее озарило — ей пришло в голову, что лучше будет, если Анхела отправит его на тот свет. Покойники ведь не говорят. Антавиана удивилась тому, сколь удачные и полезные мысли приходят ей в голову. От ее подруг и следа не останется, и они не смогут ничего заявить ей во вред.
Если чего-то хочется, этого следует добиваться всеми силами, прибегая к любым средствам. Она никогда не поймет других девушек.
— Приготовь деньги, — приказала ей Луси, когда-то умевшая сопереживать.
— Зачем?
— Чтобы заплатить за такси!
Антавиана смирилась, достала свой кошелек, в котором всегда водились деньги благодаря стараниям приемных родителей.
Анхела и Цицерон вошли в автобус.
Луси тут же выскочила на середину дороги, остановила такси и указала водителю на автобус.
— Поезжайте за ним, — приказала она на английском с апломбом звезды боевиков.
Входя в автобус, Марина не сомневалась, что увозит Цицерона к вечному счастью в волшебном мире. Поэтому она протянула ему руку, улыбнулась и пригласила сесть рядом. Некоторое время они молчали и сидели скромно, думая каждый о своем. Так продолжалось до первого резкого поворота, при котором оба потеряли равновесие и оказались прижатыми друг к другу.
Марина подняла глаза, чтобы извиниться, и ее губы встретились с губами Цицерона. Тот, не задавая вопросов, решился снова поцеловать ее. И после этого Марина потеряла голову и уже не владела собой.
Цицерону не хватало опыта, но его с лихвой восполнял энтузиазм. Его поцелуи были смелыми, чистыми, без налета изощренности, что свойственно поцелуям страстного новичка. Эти поцелуи захватывали дух, но еще отдавали некоторой робостью.
Марина, с прошлого вечера ставшая опытнее в этой области, решила как можно лучше провести время и показать ему несколько хитростей, в целях совершенствования процесса. Вне сомнений Цицерон был готов стать прилежным учеником.
Сначала он пожирал ее, затем начал дегустировать: сначала он глотал, затем пробовал, сначала спешил, затем делал все неторопливо, пока Марина не закрыла глаза, не забылась в его объятиях и не призналась, что больше его нечему обучать. Как-никак она тоже лишь недавно приступила к освоению искусства поцелуев. А потом Марина решила, что они будут обучаться этому вместе. С таким парнем, как Цицерон, не стоило задавать вопросов или признаваться в своей неопытности.
Автобус ехал уже час, и оба набрались достаточно уверенности, чтобы понять, как и когда им нравится лизнуть языком ушко, прикусить его мочку, пощекотать языком волосы у корней. Все это походило на приятный наглядный урок анатомии, во время которого пядь за пядью изучению подвергалось все большее и большее пространство.
Марине было уютно в объятиях Цицерона, но самое любопытное, что она уже два дня носила его одежду и привыкла к ее запаху. Цицерон отдавал каким-то нежно-голубым ароматом, его пот пах лимоном, они оба вместе кружились в вихре ласк, в котором сливались их одежды, ароматы и тела.
Марине стало трудно определить, где кончается ее рука и начинается рука Цицерона. Смешались запахи, ткани, осязание, и после каждого поворота и торможения автобуса их тела сближались все больше, пока не превратились в замысловатое тесто из рук и ног.
Не ощущая никаких запретов, Марина лишь пожалела о том, что автобус остановился как раз в тот сладострастный момент, когда рука Цицерона неторопливо поглаживала ее левое плечо. Но может, это было ее правое плечо?
Они вышли из автобуса разомлевшие, не переставая вздыхать.
Марина чувствовала себя припухшей и нежной, как бисквит, вытащенный из печи. Она не испытывала голода, но ей владел каприз полизать землянику, палец или лист дуба. Поверхность ее языка стала очень чувствительной, а ее глаза ласково следили за Цицероном.
Как забавно! Луси оказалась совершенно права. Цицерон был хорош собой. Точнее, он был очень хорош собой и очень галантен. Марина не знала, имеет ли это отношение к языку, черным глазам или трусам, которые были на ней, но с Цицероном ей было так же уютно, как дома лежать на диване.
Марина с удовольствием осталась бы в автобусе и вернулась в Дублин, ради удовольствия проделать этот путь еще раз весь вместе с этим парнем. Она могла бы вечно ездить по этому маршруту. Но ее ждала другая судьба. Ее ждало свидание в полночь, во время которого ей предстояло отдать Цицерона феям и освободить своего возлюбленного Патрика… Патрика??? Патрика!!!
Ужас! Она забыла о Патрике, о гармонике и о том, что ей было поручено.
Бедный Патрик! Марина за весь день ни разу не вспомнила о нем. Он изгладился из ее памяти с невероятной быстротой. Должно быть, все это объяснялось ее желанием выжить.
Марине очень хотелось, чтобы ее мозг стер Патрика из своего архива и ей не пришлось страдать. Такова была человеческая природа, умная и щедрая. Не то что ирландский лес, тревожный, сырой и суровый.
Хотя Марина два раза проходила по тропе, ведущей к поляне, найти ее третий раз ей не удалось.
Смеркалось. Тени деревьев угрожающе надвигались на камни, мягкий изгиб холмов не открывался взору. Тревожно. За деревьями она не видела леса.
Марина тщетно пыталась вспомнить ориентиры, которые отмечала, когда была с Лилиан: жимолость, пересекавшую тропу, камни, покрытые мхом, муравейник…
— Мы уже третий раз проходим в этом месте, — заметил Цицерон.
Марина тут же остановилась.
— Ты уверен?
— Смотри, я уже три раза наступаю на эту сгнившую ветку. Видишь мой след в грязи?
Марина его не видела. Даже внимательно присмотревшись, она бы его не заметила. Марина не была ни следопытом из племени индейцев чероки, ни агентом ЦРУ. Она была девочкой, лишенной чувства ориентации и хотя бы малости оперативной памяти.
«Как же в таком случае, — спрашивала она себя, — нам удастся найти место, где я спрятала Патрика? Как же я найду его гармонику?»