Книга Повелители времени. Лето длиною в ночь - Елена Ленковская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нужно отчётливо представить себе того, за кем следуешь… Ей это было несложно. Глеб тут же будто встал рядом — но не во фланке, а в небрежно накинутой шинели и шапке, лихо сдвинутой на затылок… — как на той фотографии в Тонином телефоне, на которой она увидела его первый раз. Да, хохочет, ямочки на щеках… И шапка набекрень…
Она почувствовала как сильно бьётся сердце — и вовсе не от опасения сделать всё не так как нужно, — а от радостного, уверенного предвкушения встречи.
Сдерживая лёгкую предполётную дрожь, она сделала глубокий вдох. Шагнула вперёд, задрав подбородок и раскинув руки. Внутри всё замерло, потом сердце словно оборвалось, и она ухнула как с высокого обрыва вниз, опускаясь всё глубже, глубже, глубже…
* * *
Вышедшая в коридор сухонькая старушка-гардеробщица подозрительно осмотрелась, принюхалась. Так и не дойдя до служебного туалета, куда направлялась, поспешила обратно — доложить коллегам последние новости музейного мира.
Коллеги принялись оживлённо обсуждать и комментировать происшествие.
— Запах-то какой!
— Духи кто-то пролил, не иначе!
— По мне, так огурцами пахнет…
— Озон, это озон! Помяните моё слово…
* * *
Ныряла она почти вслепую. Куда направляется, в какой год, в какую точку на карте?.. На эти вопросы у неё не было ответа. Он ныряла вслед за Глебом — он был её целью, его она должна была найти среди пространств и веков.
Луша, в общем, уже умела идти «паровозиком», когда летишь в прошлое бездумно, интуитивно, просто идёшь, говоря морским языком, в чьём-то фарватере. Двигаешься за впереди идущим и мысленно держишь с ним связь, и вот и всё. Они тренировали это летом, с Г.А., — тогда у неё всё получалось прекрасно.
Впрочем, больше всего они там занимались точным, мгновенным возвращением — «добивались автоматизма». Г.А. их просто загонял, приговаривая: «Спортсмены прежде всего учатся правильно падать, а хронодайверы — учатся точно возвращаться!»
А «паровозик»?.. Ну что «паровозик»… Настоящий, классический «паровозик» — для них с Руськой пройденный этап. У близнецов, даже если они следуют друг за другом через большой интервал, этот финт хорошо получается.
«Такое возможно не только с братом, а просто с близким человеком. Вполне достаточно крепкой дружбы, или лёгкой влюблённости…», — сказал тогда Г.А., и хитро так посмотрел на неё из-под очков-половинок…
Но одно дело нырять сразу, след в след. А тут… Едва ли не час прошёл, как пропал Глеб.
Однако нужно было попытаться. Сидеть и тупо ждать она больше просто не в силах!
* * *
…Хмурый ноябрьский день 21 века отодвинулся в далёкое будущее. Растворились, подёрнулись пеленой обрызганные дождём камни мостовой, и сплетения мокрых чёрных веток, и сумрачный Михайловский замок, и редкие дребезжащие трамваи. И жующие бутерброды ворчливые гардеробщицы… И бронзовый чижик-пыжик, в которого ей вчера так и не удалось попасть монеткой, как ни старалась…
Распространив сильный запах летней грозы, она покинула бледный туманный город, неожиданно опустевший и помрачневший без него . Без сероглазого молчаливого мальчишки в синей нахимовской фланке.
* * *
…Сначала всё привычно оборвалось внутри, будто в пропасть шагнула. Потом пришло долгожданное, волнующее ощущение полёта, которое Луша, несмотря на свой недолгий опыт погружений в прошлое, уже успела полюбить…
А дальше начались сложности. Пересекая толщу текущего ей навстречу плотного, завихряющегося, струящегося потоками времени, она запаниковала не на шутку, потому что не могла толком понять, сориентироваться — где остановиться. Какое-то время наобум двигалась в этой непрозрачной пелене без верха и низа. Наконец, всем телом ощутив лёгкое электрическое покалывание, поняла — есть, вот оно!
Мысленный парашют рывком раскрылся. Её буквально выкинуло из завихряющегося белёсого потока.
Дынц! Она тут же влепилась во что-то твёрдое. Боль, да ещё какая! Искры из глаз полетели. Пришла в себя через несколько мгновений, лёжа на полу и глядя в потолок.
Голова гудела как колокол, в глазах двоилось. Луша поморщилась, потёрла ладонью лоб. Вроде цела голова. Хорошо ещё лбом, а не носом, сломать нос — из близнецов Раевских только Руслан может себе такое позволить. А девочкам это не к лицу…
«Ох, как же я так. Как муха об стекло, об этот столб звезданулась…»
Зато она была у цели. Это было то место, и то самое время…
Скорбные узкие лики, окружённые светлыми золотыми нимбами. Покосившиеся и распахнутые настежь, словно топором порубленные врата иконостаса с выломанной створкой, сваленные наземь иконы.
«Я — в храме, — поняла Лукерья. — Только храм этот — разорён, разграблен».
* * *
Где-то вдалеке, снаружи, раздавались истошные крики, но внутри стояла мёртвая тишина.
И вдруг — шаги. Гулко, отчётливо. И будто всхлипнул кто-то…
— Глеб?
Никто не ответил. Она хотела подняться, но сразу не получилось. Её замутило.
Луша расстегнула куртку, оттянула, ослабила намотанный на шею платок. Вот духотища-то здесь! Лето? Здесь, кажется, лето.
— Глеб? — снова повторила она его имя.
Тишина…
Девочка с трудом поднялась на ноги, медленно побрела, разглядывая следы недавнего погрома. Задрала голову кверху — с купола смотрел на неё Иисус-вседержитель. Лик его был позолочен летним закатным лучом. Он глядел на неё пристально, взыскующе и скорбно, и медленно вращался его светлый сияющий нимб. Луша, качнувшись, схватилась рукой за столб, чтоб не упасть, да так и замерла. Вместе с золотым солнечным сиянием снизошёл на неё, заструился откуда-то сверху свежий, сильный аромат благодатного летнего ливня.
Запах озона был настолько яркий и мощный, что на несколько секунд в Лушиной голове словно лампочка погасла…
* * *
Очнулась она на коленях, у столба. К столбу была прислонена икона. Богородица с младенцем, Владимирская. Надо же. Вроде не было её тут.
Девочка осторожно провела пальцами по срезу иконной доски, словно огладив его. Всё разломано, ободрано, опрокинуто, а икона — аккуратно к стеночке приставлена. В полном беспорядке разорённого собора это выглядело почти как чудо…
Она поднялась с колен, несколько раз глубоко вдохнула. Сомнений уже не было — ведь храме стоял сильный запах озона. Это — озоновый шлейф! И точно — не мой. Значит — не промахнулась! Мигом прошли тошнота и головокружение. Внутри всё так и запело, прямо симфонический оркестр зазвучал…
Упс-с. Она споткнулась обо что-то мягкое. Скрипки, истерически взвизгнув, смолкли.
Ай! Ужас! Мама, мамочка! — Уф, к счастью, это — не крыса.
«Тогда — кошка, что ли? Шапка!» — На полу валялась чёрная цигейковая шапка. С подвязанными кверху ушами и с якорьком на овальной золотой кокарде.