Книга Двери паранойи - Андрей Дашков

Пули… Две свинцовые пули, извлеченные из моего тела, превратились в шарообразные сувениры. На долгую память…

Мне стало как-то не по себе. Я хотел выбросить шарики, но вовремя сообразил, что они будут перекатываться и позвякивать внутри гроба, если его начнут перемещать. Пришлось медленно и аккуратно засунуть их в задний карман джинсов.

Снаружи приглушенно загремело железо. Я напрягся. Руки были согнуты в локтях, а ствол пушки направлен прямо в зенит. Я приготовился выстрелить Виктору в рожу…

Потом мой цинк подняли, не открывая, и куда-то понесли. Забыл сказать, что каждый гроб имел по бокам откидывающиеся ручки, а крышки поворачивались на петлях. В общем, передовая конструкция. К тому же явно предназначенная для многоразового использования. Я и сам надеялся, что это обиталище станет для меня временным. Поскольку покойнику, по идее, должно быть все равно, гроб несколько раз опасно наклоняли, и я болтался в нем, как единственная сардина в консервной банке.

Может, оно, конечно, и к лучшему – если бы я застрелил Виктора сразу же, то живым оттуда вряд ли ушел бы. Я не настолько оборзел, чтобы рассчитывать на повторное воскрешение. Появился другой вариант – сделаться чертиком в табакерке. Цинк был достаточно тяжелым, и несли его, скорее всего, четверо. Меня так и подмывало выскочить и устроить им «спокойной ночи, малыши», однако я сдержался, потому что вряд ли смог бы быстро поднять крышку, а после этого еще и попасть в кого надо. Урок в больничном морге не прошел даром. Сковавший мышцы холод все еще не отпускал меня. Оставалось лежать и ждать развязки – в общем-то, обычное состояние для большинства из нас.

Через пару минут гроб со стуком приземлили; на всякий случай я тотчас же изобразил из себя полноценный «груз 200» – уронил руки вдоль туловища, накрыл пистолет ягодицей и закатил зрачки. У меня даже весьма натурально отвалилась нижняя челюсть.

Какие-то букашки с ледяными лапками забегали по спине в ожидании того момента, когда заскрипят петли и в щель хлынет свет. Конечно, я был неприятно взволнован. Подохнуть теперь казалось мне несправедливым и даже смешным, но я знал, что у судьбы свой взгляд на черный юмор.

Гроб сильно толкнули, и я ударился подошвами о торцевую стенку. Спасибо, что хоть толкнули головой вперед… Подо мной раздался душераздирающий визг. Должно быть, я очутился во временном хранилище жмуриков, а визг издавали плохо смазанные металлические валики. Лязгнул замок. Прозвучали удаляющиеся шаги нескольких пар ног. И снова – ватная тишина, темнота, неопределенность, боязнь пошевелиться. А вдруг кто-то до сих пор находится рядом?

Я дал себе еще несколько минут и за это время пытался установить, насколько новое существо соответствует Максиму Голикову, спроектированному в тысяча девятьсот шестьдесят третьем.

Вроде бы мои чувства остались прежними. Кое-кого я, как и раньше, ненавидел, всех прочих так же сдержанно, по-христиански любил. Особенно тщательно я исследовал свою сексуальность. При воспоминании о различных частях Иркиного тела мои части реагировали соответственно. Это обнадеживало. Может быть, я дешево отделался. Два «анха» в качестве реаниматоров и пули, превратившиеся в свинцовые шарики на ладони, – штуковины, конечно, непонятные и даже немного страшноватые, но, в конце концов, привыкли же мы к танталовым суставам и силиконовым грудям?..

Все; пора было выбираться на свет Божий – спасать себя, подругу дней моих суровых, а заодно и психа-музыканта, пока из нас троих не набили чучела для местной кунсткамеры. Ни на что другое, по-моему, мы не годились.

Но я ошибался. Мамма миа, как я ошибался!

20

Я положил «беретту» себе на грудь и уперся ладонями в крышку гроба. На одно ужасное мгновение я усомнился в своей способности ее поднять. Мысль об этом была похожа на дыхание смерти, обдавшее холодом кожу на бритом затылке, – той смерти, замешанной на жестокой клаустрофобии, которая настигает в заваленных пещерах, шахтах, на терпящих бедствие подводных лодках…

Ненасытная воронка вращалась рядом, как черный смерч. Действуя, я забывал о ней; во время бездействия она подкрадывалась ближе, чем моя собственная тень в полдень. Слепой лебедь расправлял крылья на скованном льдом озере моего ужаса…

Я напрягся, скрипнул зубами… и крышка поддалась. Вместо света я увидел серую мглу, которая не заставила бы зажмуриться и крота. Тусклый свет просачивался откуда-то сверху. Я вглядывался в десятисантиметровую щель – к моему громадному облегчению, снаружи не было заметно никакого движения. Тем не менее что-то показалось мне необычным.

Медленно поворачивая крышку на петлях, я осознал, что именно противоречит логике: состояние моего организма. Совсем недавно я был дистрофичным и анемичным обитателем психушки, потом трижды простреленным трупом, потом замороженным куском мяса в холодильнике. Температура окружающей среды с тех пор едва ли поднялась на пару градусов. Не чувствовалось тепла в мышцах, да и во всем теле; в паху раздулся ледяной пузырь; и все же я без труда удерживал одной рукой тридцатикилограммовую крышку. Ощущение было таким, словно между мозгом и конечностями появились гидроусилители, незаметно для меня выполнявшие всю работу. Я сказал «ощущение», но скорее это можно назвать подменой привычных ощущений. Сущий пустяк по сравнению со всем прочим – однако пустяк, оставивший чертовски неприятный осадок.

Я сел, а затем привстал, потрескивая затвердевшими джинсами и майкой. Пощупал кресты, лежавшие в кармане. Талисманы были зловещими, но я знал, что никогда не расстанусь с ними по своей воле. Кажется, кто-то из апостолов уже высказался до меня по этому поводу – что-то насчет живого зайца, который лучше, чем мертвый лев. И тем более лучше, чем мертвый шизоид.

С этой утешительной мыслью я наконец-то выбрался из гроба и понял, что нахожусь в камере гигантского стационарного холодильника. Такие, наверное, установлены на мясокомбинатах. Но вместо коровьих туш и свиных окороков, развешанных на крюках, я увидел до боли знакомую картину: унылые ряды металлических параллелепипедов, уходящие в темноту. Источники света – сигнальные лампы и шкалы каких-то регуляторов – оказались у меня за спиной. Под ногами был очень неудобный пол, усеянный валиками и похожий на массажер для Кинг-Конга.

Чтобы мое исчезновение не сразу обнаружили, я снова закрыл крышку гроба. Камера была низкой; если бы я выпрямил ноги, мне пришлось бы согнуться в поясе под прямым углом. Поэтому я встал на четвереньки и отправился навестить ближайшего соседа.

Им оказался молодой парень. Мой визит его не обрадовал и не огорчил – вокруг его наголо обритой головы пролегла полоса шириной около полусантиметра. Когда я понял, в чем дело, меня чуть не стошнило. Череп парня был аккуратно вскрыт.

Вот и все, что я разглядел при слабом освещении. Можно было и не присматриваться – меня интересовали Ромео в больничной пижаме и Джульетта в майке с Франкенштейном. Я поспешно опустил крышку и двинулся к следующему гробу. В холодильнике их было около двух десятков – можете себе представить, какая работенка меня ожидала. Казалось, что в колени вбиты гвозди, а запястья болели так, что вскоре у меня возникло огромное желание взять пушку в зубы. И все это время я провел в ожидании, что какой-нибудь придурок обнаружит меня здесь и поднимет тревогу…