Книга Двери паранойи - Андрей Дашков

Вой Эльвиры захлебнулся в крови. Живот расползался, разорванный крупнокалиберными пулями; под кожей обнажился фарш необычного цвета. Вблизи это напоминало гениальную мазню Ван Гога.

Латинос заметался, превращаясь в какого-то стремительного зверя, субстанцией которого была одна лишь тень. Лучи света пронизывали его, будто картечь. Испещренный бликами потусторонний леопард тщетно пытался вырваться из ловушки…

Падал снег из черных хлопьев. Или куриных перьев. Стены, облицованные кафелем, сворачивались в ничто, открывая провалы в беззвездную библейскую ночь. И все это происходило в гробовой тишине. Пятно всасывало в себя рваную тень, заодно истязая ее сотнями ложноножек.

ОНО уже выплеснулось далеко за пределы кресла. Мертвое тело Эльвиры плавало в нем, будто издохший кит. Но тишина длилась недолго. Теперь закричала Ирка. Она выла, словно смертельно раненное животное. Я догадывался, в чем дело. Пятно подбиралось к ее ногам…

Виктор сделал шаг по направлению к двери, но безнадежно увяз в липкой луже. Его пушка дернулась в мою сторону. И вдруг почернела сжимавшая ее рука, белый воротничок рубашки посерел, оскаленные зубы стали черными, как старый телефон.

От моего сдавленного стона человеческая фигура рассыпалась в пепел. Только «анх» еще висел в пустоте – уже не сверкающий материальный предмет, а дыра, щель, влагалище суперродителя из другого измерения, приоткрытое для бегства. Однако этот путь просуществовал всего несколько мгновений.

Тут я почувствовал, что исчезли мои собственные ноги. Потом не стало бедер и того, что находилось между ними. Нижняя часть стула растворилась. Я опрокинулся на спину. Наступила анестезия.

Бестелесная и предельно неуязвимая тварь пожирала меня без хруста, не причиняя боли.

* * *

…Слизаны органы чувств. Сознание – голая плоскость, над которой лопаются пузыри абстракций. Последняя из них – тонущий в кислоте инвалид без рук и ног. В его легких еще остался воздух, но кислота уже разъела лицо и омывает мозг…

Кто разлил так много чернил?..

Метастазы расщепленного пространства…

Пятно на моей репутации…

Пятно на всю жизнь…

Пятно ВМЕСТО жизни…

ОНО заволакивало мир и его нелепые интерпретации. Поглотило Эльвиру, поглотило Виктора, латиноса, Ирку, свет и тени, бесследно поглотило все. Для приличия (?!) я немного побарахтался в НЕМ, а потом сдался. Зачем я рвался куда-то? Может быть, хотя бы ОНО не даст мне проснуться снова?

Но нет; бессонница – привилегия ангелов.

80

Прошло уже полтора месяца с тех пор, как я нашел себя там, где хотел бы найти. Это место пока не подводит меня. Поздней осенью в Сорренто спокойно, тихо и, главное, уже не так жарко.

От Фариа или Верки ни слуху, ни духу. Довольно дурацкое положение: оглядываешься назад и думаешь, а жил ли ты вообще?

Вчера приходили полицейские. Интересовались, куда подевался некто по фамилии Сандуцци. Я послал их ко всем чертям. Откуда мне знать?! Я перерыл землю в подвале, но не нашел там ничего, кроме золотого портсигара с белой дрянью внутри и надписью на крышке «ci vedremo»[27]. Идите вы… вслед за полицейскими! Никого не хочу видеть. В моей записной книжке заполнена всего одна строка. Это телефон ватиканского специалиста по экзорцизму.

Я честно наводил справки о Морелли и Бернуллески. Оба отправились к праотцам пару лет назад. Утонули вместе с яхтой. Я отыскал их могилы в семейных склепах, но это фикция – тела так и не были найдены. О том, что существовала сеньора Бернуллески, никто никогда не слышал.

В общем, мне почти не о чем переживать. Все мои бумаги и счета в порядке, а Савелова – моя законная жена. Русская, если вы еще не догадались. Мечта, а не женщина! Правда, в постели немного холодновата, но со временем это должно пройти. Пусть сначала привыкнет к тому, что цветок ее жизни остался прежним, только кто-то пересадил его в новый горшок. Пришлось поведать ей кое-что сокровенное. Тут я немного поторопился – и чуть не спугнул птичку. Она пыталась бежать, но мои слуги ее догнали и привезли обратно.

Завтра ожидаю прибытия графомана, у которого начались большие неприятности на родине. Настолько большие, что ему очень повезет, если он доберется до Неаполя. Мое дело маленькое – шофер будет встречать его в аэропорту.

Вот и все. Считаю, мне исключительно повезло. Полтора месяца покоя и тишины – вполне достаточно, чтобы закончить записки сумасшедшего или, как обозвал эту писанину Фариа, мемуары ущербного либидо. Отдам их графоману – пусть делает с ними, что хочет. Я писал на русском – другого он не знает. И только когда закончил, подумал: неужели у него хватит наглости опубликовать и это?

Последняя новость: Ирка забеременела. Приятная неожиданность! Как говорил Элиот Ти Эс, «в моем конце – начало». Мы живем вместе – два одиноких полуодичавших психа, заточенные в вакуумированных колбах. Нам уже не достучаться друг до друга. Тень Макса витает в ее снах.

Я не решаюсь назвать себя человеком. И не заглядываю в будущее дальше, чем на восемь месяцев. И готов к тому, что однажды утром найду себя мертвым. Бегство кажется мне утомительным. Герцог настойчив, как сама смерть. Его приход неотвратим.

Меня уже мало что волнует по-настоящему. За исключением одного пустяка. Ирка будет рожать в госпитале Святой Анны. Говорят, там хорошие сестры-акушерки. Хочу быть поблизости, когда они извлекут на свет моего ребенка.

Апрель – сентябрь 1997 г.