Книга Солнце в рукаве - Марьяна Романова

– Пойдем в кухню, чайку тебе заварю.

И Надя послушно пошла, ведомая неожиданной лаской. Как безмозглая крыса на звук волшебной дудочки. Из бабушки – ее неприветливой холодной бабушки – словно на минуту выглянул живой человек, и даже ее морщинки как будто бы стали другими, расправились и стали похожи на солнечные лучики.

И она действительно заварила для Нади чай с бергамотом и даже выдала ей половинку тульского пряника с вареньем, хотя обычно строго отчитывала Надю за ночное обжорство. Наде иногда нравилось почитать перед сном в постели с парочкой сдобных печеньиц. Бабушка же, если замечала такое, грубо вырывала из ее рук тарелку, а потом заставляла Надю пылесосить кровать и пол прямо посреди ночи. Пылесос гудел, соседи стучали чем попало по батарее, а бабушке – хоть бы что, у нее же воспитательный процесс.

Надя удивилась, но чай с благодарностью приняла. Ей необходимо было успокоиться.

А бабушка уселась напротив, подперла сухую щеку маленьким кулаком, с жалостью взглянула на черноволосую Надю и сказала:

– Понимаю, как ты переживаешь… Знаешь, мне самой как иногда тебя жалко? И неудачница, и никчемная, да еще и страшненькая… Конечно, тебе хочется хоть как-то себя приукрасить, но вот что я тебе скажу. В твоей ситуации лучше принять все как есть. Научиться с этим жить, понимаешь?

Надя недоуменно смотрела на бабушку поверх кружки с чаем.

– И чем дальше, тем тебе будет сложнее… Да еще и подруга у тебя красивая, я этого не одобряю. И так на твоем фоне любая выиграет, а ты еще и так сглупила, что выбрала самую яркую.

Она имела в виду Марианну.

Марианна всего однажды побывала в бабушкиной квартире, и это было ужасно. Она была антиподом Веры Николаевны, они невзлюбили друг друга с первого взгляда, ощетинились как соперничающие кошки – правильная домашняя и закаленная, прожженная дворовая. Марианна потом сказала, что бабушка Надина – сволочь и ведьма, и больше она в этот ужасный дом не придет, лучше уж встречаться на нейтральной территории, например, на Старом Арбате. К тому же там уличные музыканты, некоторые из которых волнующе сероглазы. А Вера Николаевна сказала, что Марианна сволочь и проститутка, и больше она эту девку в своем доме не потерпит.

– Ты, Наденька, из тех, кому лучше вообще не наряжаться, никак себя не украшать. Потому что любое украшательство привлечет к тебе внимание, а этого допустить никак нельзя.

– Почему? – пересохшими губами спросила пятнадцатилетняя Надя.

– Потому что ты – урод, – невозмутимо и даже ласково констатировала бабушка. – И не надо так на меня смотреть. Ты должна благодарна мне быть за то, что я хоть правду скажу.

И вот теперь, спустя почти двадцать лет, Надя снова рассматривала себя в зеркале, с привычным привкусом ненависти к себе, к своему простому круглому лицу, борясь с нарастающим желанием разбить стекло.

Нужно было на что-то отвлечься. Надя решила приготовить творожники. Ничто так не успокаивало ее, как механические машинальные действия, к которым она относилась почти как к медитации.

Разбила яйца в кастрюлю, руками замешала творог, сахар, муку. Получившаяся масса была теплой и приятно обволакивала ладони. Пальцы работали ловко и привычно. На ближайшие три четверти часа ее единственной заботой стало, чтобы творожные шарики получились ровными и одинаковыми.

Данила находился здесь же, на кухне. Отвернувшись к стене, прилип к экрану ноутбука – как обычно, играл в «Doom». За годы жизни с ним, взрослым ребенком, она научилась не вздрагивать, покрывшись мурашками, когда компьютер вопил что-нибудь вроде: «Я выпущу тебе кишки, подонок!»

Взрослый ребенок.

Надя вздохнула – машинальная непрошеная мысль была болезненной, как пощечина. Что же она наделала? Справится ли она одна, сможет ли быть дважды хорошей матерью? Для ребенка самопровозглашенного, который разбрасывает по кухне поп-корн, гоняет на мотоцикле в дождь, а потом небрежно швыряет заляпанные грязью джинсы на полку с ее нижним бельем; который не умеет вставать по будильнику, готовить даже бутерброды, принимать хоть какие-то трудности как повод для борьбы, а не очередную тренировку благостной индифферентности. И для второго ребенка, настоящего малыша, который пока еще похож на зернышко, набухающее в ее животе?

Изменится ли он, Данила, когда в доме появится малыш? Хотя бы чуть-чуть? Нет, на полноценную помощь она и не рассчитывала, это было бы совсем наивно, но вот если бы он хотя бы научился быть более самостоятельным, отвечать за себя, принимать хоть какое-то участие в самообслуживании…

Данила обернулся от мерцающего экрана, рассеянно посмотрел на нее и произнес одно слово:

– Изюм.

– Что? – растерянно переспросила Надя.

– Изюм, – с терпеливой интонацией учителя, который привык, что среди учеников иногда попадаются и слабоумные, повторил он. – Не забудь положить в творожники изюм. Будет вкуснее.

Творожный шарик, выскользнув из пальцев, с коротким хлюпающим звуком упал на стол. Надя опустилась на табурет, машинально откинула челку со лба, чертыхнулась – рука-то вся в тесте.

– Данил, мне надо бы с тобой поговорить.

Он то ли не обратил внимания, то ли просто не услышал. Продолжал напряженно всматриваться в экран, по которому бегал нарисованный человечек в окровавленной военной форме. У электронного солдата, мимоходом отметила Надя, был квадратный подбородок, который многие почему-то называют волевым, густые брови и маленькие пустые глаза. «Наверное, он плох в постели. Поэтому и старается компенсировать мужскую слабость агрессией», – почему-то подумала она, и это было глупо. Как может быть плох или хорош в постели тот, кого не существует, за которым нет ни прошлого, ни характера, ни истории?

Надя подошла к мужу со спины и сделала то, на что никогда не решилась бы в другой день, – захлопнула крышку ноутбука.

«Макинтош» Данилы был святыней, к которой Наде даже прикасаться запрещалось. Данила за ней так не ухаживал, как за этим ноутбуком. Ни один предмет не был им столь же восторженно любим. Он мог целый сезон не мыть автомобиль, но вот монитор дважды в день протирал специальной тряпочкой.

Такой компьютер был им не по карману. О покупке спорили два месяца и даже вроде бы пришли к выводу, что Данила ограничится менее пафосным «Toshiba». Но Данила не был бы Данилой, если бы однажды не вернулся домой с блестящими глазами и коробкой в руках.

– Откуда? Откуда такие деньги? – ахнула Надя, которая в первый момент даже – вот дура! – обрадовалась.

Думала, он заработал. Загорелся идеей обладать ноутбуком, напрягся и – все получилось. И так теперь будет всегда, ведь он попробовал победу на вкус, а победа – это наркотик, на который подсаживаешься с единственного крошечного глотка.

Но нет – выяснилось, что деньги Данила одолжил у товарища. «Как одолжил?! – опешила Надя. – Ведь у нас все распланировано! Мы же неделю назад все траты расписали и выяснили, сколько можно тратить, чтобы хватало на все!»