Книга Большая девчонка - Елена Габова

– Тебе че, холодно?

– Тепло.

– А зачем шарф взяла?

– Так просто.

Он был рядом, и меня трясло от его близости. Я передала ему пустую чашку.

– Спасибо. Я пойду.

– Ну ладно. Давай, дуй.

Он приблизился ко мне, чтобы открыть двери, и взялся за замок. Его пальцы крутили колесико замка, я стояла рядом и слышала его дыхание.

– Захар…

Он оглянулся.

– Че?

И вдруг моя голова оказалась на его плече. Я не руководила собой, понимаете, да?

– Ты че, Покровская? Ты больная, точно.

Он говорил это, обнимая меня. Мы обнимались, как ненормальные, и целовались в тесной прихожей под куртками и шапками и шарфами, а потом я сделала усилие над собой и заставила выскользнуть из его объятий.

За мной захлопнулась дверь. Без «пока», «прощай», «до свидания».

Я прислонилась к ней спиной, закусила губу, закрыла глаза. Боже! Боже! Боже! Что это было!!!

Стала медленно, ступенька за ступенькой, как будто читала страницу за страницей, спускаться с лестницы.

На лестничной площадке второго этажа сидела кошка. Она смотрела на меня с подозрением.

– Что? – тихо спросила я кошку. – Да, да, да! Целовалась, да!

Я засмеялась, а потом заплакала.

Я шла по улице и ревела от счастья. Я целовалась! С Захаром!

Прохожие не обращали на меня никакого внимания. Да и я на них – никакого!

Брела тихонько по направлению к центру. Берегла внутри себя, как хрустальную вазу, то волшебное состояние, ту невесомость, которые были в той близости…

Улицы становились все многолюднее, все шумнее. На местном «Арбате» – толпы людей. Фотографировались у ярко раскрашенных пластмассовых медведей в рост человека, болтали по мобильным телефонам. Дети носились с мороженым в руках. Влюбленная парочка плавно двигалась под тучей воздушных шаров. Эти шарики над ними были, как круглые цветные паруса. Парочка мечтала уплыть или улететь в страну одиноких влюбленных на этих малосильных шариках. Мужчина купил что-то крупное и важно шагал с большущей белой коробкой под мышкой. Ворона села на плечо чугунного коробейника. На лотке коробейника чугунные пирожки. Глупая птица, ничего тебе здесь не обломится! Толпа старшеклассников вывалилась из кафешки. Парни и девчонки о чем-то спорили, размахивали руками, ругались и смеялись одновременно.

Но все это было как будто фоном, поверхностным и малозначительным. Главное же творилось у меня в душе, понимаете, да?

Я вспоминала его руки, его плечи. Его терпкие поцелуи. Мне было жарко и холодно, я ощущала свою любовь каждой клеточкой тела, каждой клеточкой тела мне хотелось касаться Захара. Но я не чувствовала его любви, у него была только страсть, неожиданно родившаяся в этой темной, тесной, душной от вещей прихожей. Да, да, только она. Я правильно сделала, что умчалась. И все равно это было прекрасно.

Я вернулась домой и свалилась в кровать, крикнув на всякий случай:

– Меня не трогайте, ясно?

– Никто тебя и не трогает, – в комнату заглянула мама, – можно не кричать, а сказать спокойно.

– Извини, ма, – я сбавила тон и закрыла глаза. И поплыла по реке безумной взрослой мечты.

Все, что случилось, было у меня внутри. Никуда не девалось. Вот как сорвешь ромашку, зажмешь в кулаке. Так и то событие. Все зажалось во мне. И заполнило меня до краев.

Утром я не зашла за Левой, как установилось у нас с начала учебного года. Вернее, я даже не заходила за ним, а выйдя на лестничную площадку, стучала два раза в гулкую железную дверь: бум-бум. Этого было достаточно. И сбегала вниз. На крыльце меня уже поджидал Лева – он на лифте спускался быстрее меня. А я лифт не люблю. Когда я сажусь в него, у меня всегда мысль на обочине мозгов: вдруг застряну? Потому что со мной это уже было. В районе вырубили электричество, и я засела в лифте. Ой-ой-ой, никому не пожелаю. Я и сидела-то в нем пять минут всего, пока свет не дали, но решила, что я тут на всю жизнь, все, похоронила себя, распрощалась со всем белым светом. А Лева лифта не боялся, да у него вообще нервы крепкие. Мы здоровались:

– Привет!

– Привет!

И топали в школу, как дружные брат с сестрой.

А сегодня я не стала ему стучать и отправилась в школу одна, храня в себе хрустальные минуты близости с З. К. Я боялась их разбавлять пустячными разговорами. И даже непустячными симфониями – боялась.

Захар от меня шарахнулся, понимаете, да?

Утром мы встретились на крыльце школы – наши дома в разных сторонах света. Он увидел меня метров за тридцать, замедлил шаг, ждал, чтобы я прошла вперед, думал, я его не заметила. А как понял, что я не то что его заметила, а уставилась на него и не собираюсь раньше его в школу забегать, ме-едленно подошел, ладонью эдак челку отбросил в сторону, пробормотал: «Привет» (не глядя в глаза) – и проскочил в здание. И лицо у него при этом вспыхнуло. Он такой был… он был сегодня необычайно красив. Я тоже струсила, как его увидела. У меня все внутри прямо захолонуло, сердце стало биться, как сумасшедшая птица, и я хотела проскочить вперед, но не могла оторвать взгляда от его лица, глядела как завороженная. И сердце у меня грохотало. Лицо Захара казалось таким одухотворенным! И я ждала, что он улыбнется, что-нибудь скажет. А дождалась всего лишь еле слышного «Привет».

В школу он проскочил мимо меня. На наш этаж, уж не знаю, прямо взлетел, а я ме-едленно поднялась по лестнице и, когда добралась до третьего этажа, его спины в синем свитере уже не наблюдалось. В классе он сидел на своем месте, словно уже десять лет так провел, даже книжка перед ним какая-то лежала, взглядом он уперся в страницу.

Потрясенная, я села за парту, Левы, конечно, не было. Звонок прозвенел, началась физика – его нет. Потом кто-то в дверь постучал.

– Можно?

Левка нарисовался.

– Садись, – физик с укором посмотрел на него. – Капитонов?

– Да.

– Постарайся больше не опаздывать.

Левка сел и даже не взглянул в мою сторону. Обиделся. Руку он держал около уха, как будто отгораживался от меня ладонью. Пальцы у него длинные, тонкие. Пальцы пианиста. Целый урок обижался, а как прозвенел звонок, повернулся ко мне всем корпусом и спросил:

– В чем дело? А?

– Привет, Лева. А что?

– Что… будто не знаешь, что… Почему не зашла? Я из-за тебя опоздал, ты догадалась, да?

– Прости, – я смутилась и повторила еще раз: – Прости. Настроения не было заходить.

– Предупреждать надо о настроении, – сказал Лева и вышел из класса.

Всегда мне говорил:

– Выходим? – и мы вместе выходили, и шли каждый по своим делам. А тут один.