Книга Большая девчонка - Елена Габова

В огромном городе деревья сквозь асфальт прорастают огнями.

И еще:

Мне не страшно в огромном Вавилоне.

Лес вскинутых рук, сияющие глаза, улыбки, резкие звуки электрогитар, слова песен – иногда очень простых, иногда их можно было назвать поэзией – да! – все это заразило меня не весельем, нет, – радостью, силой, энергией, я, не ожидая ничьего приглашения, влилась в эту реку музыки… В полутьме никто не обращал на меня внимания, и я танцевала почти что внутри себя, и руки-ноги выделывали движения в такт движениям души, – словом, это была гармония, понимаете, да?

Прикольная группа! Один гитарист был в черной лыжной шапочке, шарф повязан на шее, а сам – в футболке, как и другой парень с гитарой… Я даже подумала, может, мне сделать заметку в «Юность города» об этой тусовке? Но вспомнила последний звонок из редакции и как корреспондент сухо сказал: «Хорошо, но…» – и распрощалась с этой затеей. Пусть застрелятся, я им писать ничего больше не буду. Пусть теперь обходятся без Виолетты Покровской. Они не знают, как много потеряли.

Я уже сказала, что не ждала ничьего приглашения «подергаться», все вокруг незнакомые, и обстановка такая – танцуй, как нравится, будь сама собой, прыгай, летай, крутись на полу в брейк-дансе, никто слова не скажет… и я не сразу поняла, что ко мне обращаются.

– Эй… эй, Покровская!

Я даже расстроилась поначалу: ну вот, и тут вычислили, вроде бы и город у нас не маленький, и район совершенно другой, далекий от нашего, а знакомые и здесь объявились…

И вдруг я поняла, чей это голос! Замечательный, чудный голос! Мечты сбываются, понимаете, да?

Я подняла глаза.

– Захар! Привет!

– Чао-какао! Ты как тут очутилась?

– Так же, наверное, как и ты.

– А где твой… этот… Санчо Панса из тундры?

– Капитонов, что ли? Ты что, думаешь, мы нитка с иголкой?

– Ну.

– Ты ошибаешься. Мы с ним просто соседи.

– Да ты че?

– Ты что, не знал?

– Откуда?

– Да он, наверное, дома. Не знаю!

– Слышь, Покровская, как ты похожа на эту… – большим пальцем Захар указал за спину, где на сцене верховодила залом вокалистка группы, – просто один в один. Давай мы ее столкнем, а ты к микрофону встанешь.

– Давай! – я засмеялась. – Иди, сталкивай, а я посмотрю.

– Подожди. Спорим, ни один человек не догадается о подмене?

– А петь я что буду?

– А че ты пела там, на железке?

– Тогда нам вдвоем петь придется… Что-то там такое про две зимы и четыре весны…

Мы расхохотались.

Захар забросил мои руки себе на плечи, и мы потанцевали под спокойную, про любовь, песенку. В ней говорилось о том, что девушка ищет любовь, чтобы согреться зимой, но главное, чтобы согреть того, кого любит.

Ох, я так обрадовалась Захарычу, просто непередаваемо. Он был сейчас в футболке, тоже в синей, знает, что ему идет этот цвет. Его привел сюда приятель из спортивного клуба, Данила Коноплев, Данила подсказал, что на Alai Oli нужно сходить, что группа классно поет и всякое такое. Захар сообщил, что музыканты в первый раз в нашем городе, а девчонки, стоя практически под ногами певицы у сцены, подпевали, значит, знали слова ее песен… значит, группа была уже вполне раскрученной. Наверное, ей Интернет помог раскрутиться. Вот чего я сижу дома с этим Левой и Цоем? Отстаю от жизни, ходить надо во все места, включая злачные.

Захар по-прежнему непередаваемо хорош, ресницы, конечно, укоротились со времен детского сада, потому что лицо выросло, но они по-прежнему пушились и затеняли глаза. Спорт расширил его плечи, а лицо было до сих пор нежное, и только по краям верхней губы стали пробиваться черные усики. Говорят, девчонки любят парней мужественных, а этот… с нежным лицом… Что я нашла в нем, что?.. Ругаю себя, а что толку, понимаете, да?

Захар слинял так же внезапно, как и появился вместе со своим Данилой. Мог бы попрощаться вообще-то… но, несмотря на то, что он не попрощался, в тот вечер я испытала настоящий кайф… я с ним танцевала. И не знаю, чего больше было в этом кайфе: самообмана, равновесия, счастья, спокойствия.

Нет, только не спокойствия. Я долго не могла заснуть в эту ночь.

На следующий день я снова оказалась в подъезде хрущевки. Еле дождалась, когда уроки закончились, а потом ждала, когда кончится его тренировка. И дома я все время взглядывала на часы. За полчаса до того времени, когда он был должен, по моему мнению, вернуться, помчалась в знакомый подъезд. Не могла я дома сидеть. Какое-то неведомое предчувствие гнало меня прочь.

Захар возвращался с тренировки с огромным рюкзаком за спиной. Там его форма, бутсы.

– Покровская, ты зайдешь? – он даже не поздоровался. Ну да, в школе ведь виделись. Но он вообще не удивился, он как будто ожидал меня тут увидеть. Привык к этому, что ли? Я его к этому приучила.

– Нет.

Мне страшно хотелось зайти и одновременно было страшно заходить. Предчувствие не уходило, и какое-то незнакомое волнение ощущалось во всем теле. И поэтому я боролась с собой.

– Заходи, я один.

– Я знаю. Нет.

Он подошел к дверям, открыл ключом.

– Считаю до трех… Раз… два… Зайдешь?

Я медленно поднимаюсь по лестнице. На моем лице гордая маска верблюдицы. Я не ждала приглашения, и вообще я просто прохожу мимо его квартиры, прохожу на пятый этаж постоять там у подоконника. Но раз уж он зовет меня, то сделаю одолжение, зайду на минутку. Захар стоит в дверях, ждет. Рукой оперся о косяк. Черные волосы собраны в хвост. Лицо серьезное, без улыбки. Ему стало жалко стоящую у окна девушку. Вдруг она и ночью тут стоит. Он же не знает. Бездомная! Бездомная и безмозглая! Мне стыдно тут быть. Мне стыдно, что я зашла. Поэтому хочется плакать. И бежать на улицу. Но я захожу.

– Проходи.

– Я тут постою.

– Проходи, говорю!

– Спасибо, не надо.

– Ну и стой в прихожей!

Он резко повернулся и ушел в комнату, а я стояла, прислонясь к входной двери спиной, и вдыхала воздух, которым он дышит. Захар прошел в кухню, слышно было, как зашумел чайник. В прихожей на вешалке теплые куртки. С полки для шапок свесился вязаный шарф с бахромой. Этот шарф Захар носит под курткой в крутые морозы. А пока он обходится без шарфа. Я его хорошо помню. Я потрогала бахрому, погладила шарф. Потянула его и, когда он оказался в моих руках, укутала им шею.

– Держи.

Захар принес чай. Он был горячий. Не Захар, чай. Из чашки поднимался пар.

– Спасибо.

У него в руках чашка – точно такая же, как у меня, с цветочками с двух сторон. Мы стояли друг против друга в темной прихожей и отхлебывали чаек.