Книга Рембрандт должен умереть - Леонид Бершидский

– Я тебя найду, – громко произносит злосчастный Миша, направляясь к стойке паспортного контроля. Штарк пожимает плечами: особых причин бояться Миши у него за последние дни не возникло.

– Что он сказал? – интересуется Молинари.

– Что найдет меня, в Москве, наверное.

Итальянец достает из кармана теннисный мячик – видимо, тискает его, тренирует кисть, – и метко кидает Мише в затылок. Резко обернувшись, московский лузер видит направленный на него указательный палец Тома.

– Пиф-паф, – говорит Молинари негромко. – Попал.

Миша больше не смотрит в их сторону. Они не уходят, пока он не пропадает из вида в коридоре.

– Слушай, почему ты все это терпишь? – спрашивает Том у Ивана. – Позволяешь всякому говну бить, угрожать… Везти тебя в Америку, будто ты багаж.

– В России полно любителей размахивать кулаками и пистолетами. Если бы я тоже был такой, в чем бы было мое конкурентное преимущество? Я бы, Том, был ничем не лучше их. Вот ты чем лучше?

– Хотя бы тем, что я на твоей стороне, – ухмыляется Молинари. – И машу кулаками за тебя, потому что ты этого не делаешь.

– Во-первых, я совсем не уверен, что ты на моей стороне, – ровно отвечает Иван. – Во-вторых, если ты заметил, я не просил тебя махать кулаками. Перестанешь – может, делом займемся.

Хмыкнув, Молинари поворачивается и шагает к выходу на бостонский рейс. Парень за стойкой «Дельты» – тот же, что давеча помог Ивану избавиться от Миши. Он не сводит глаз со Штарка, видимо, обдумывая, не позвонить ли ему в службу безопасности. Но никуда не звонит: не может решить, что рассказывать секьюрити, когда они появятся. «Вы в порядке, сэр?» – спрашивает он, принимая у Ивана посадочный талон. Штарк широко улыбается в ответ.

В самолете Молинари словоохотлив. Ивана снова клонит в сон, но лететь меньше часа, и он не дает себе заснуть, а старается слушать попутчика.

– Я вырос в Северном Бостоне, в Маленькой Италии. Власть там была у семьи Патриарка, – ну, знаешь, «Коза ностра», «Крестный отец», – Молинари напевает мотивчик Нино Рота, который звучит для Ивана колыбельной. – Когда я был мальчишкой, главным боссом был Джерри Ангило. Потом ребята с юга, из Саути, ирландцы, сдали его ФБР. Весь город стал ходить под ними, если конкретно – под Джимми Салливаном. Его второй номер, Стиви, кстати, был итальянец. Их банду долго подозревали в том, что это они обчистили Музей Гарднер. Один из них попался на ограблении инкассаторского броневика; на него сразу повесили еще с десяток дел, и он обещал навести федералов на гарднеровские картины, если ему скостят срок. Но так и не навел, умер в тюремной больнице. Думаю, что не своей смертью. Еще один парень из той же банды, Джорджи Рейсфельдер, которого федералы подозревали, передознулся кокаином – как такое вообще возможно, я тебя спрашиваю? Копов вызвал его приятель, тоже бандит, который якобы его нашел… Вообще все, кто как-то связан с этим делом, мерли как мухи в 90-е. А с другой стороны, у бандитов вообще опасная жизнь, они и сами по себе мрут.

Иван отгоняет сон, изображая интерес:

– Ты знаешь всех этих бандитов? Пытался с ними говорить, чтобы найти концы?

– Идеально было бы разговаривать с Салливаном, – отвечает Молинари. – Но с ним не поговоришь, он в бегах уже почти двадцать лет. Входит в десятку самых разыскиваемых ФБР. За его поимку награда два миллиона долларов. И он уже совсем старик. Может, и умер где-то на Карибах. Или в Ирландии. Думаю, не поймают его уже никогда, если за все это время не поймали. Я говорил с Джоном Фланаганом, бывшим агентом ФБР, который вел Салли. Правда, с тех пор стало непонятно, кто из них кого вел, – сейчас федералы, кажется, считают, что это Фланаган работал на Салливана, а не наоборот. Так вот, Фланаган – он как раз ушел в отставку в 90-м году, после гарднеровского ограбления, – рассказывал, что Салли был ужасно зол на грабителей и убил бы их, если бы знал, кто они такие. Дела такого масштаба в Бостоне тогда не делались мимо Салли, а тут поработали какие-то левые люди, то ли гастролеры, то ли отморозки-непрофессионалы. Салли пытался что-то выяснить – это мне Фланаган расказывал, – но ничего у него не вышло.

– Вообще удивительно, что кто-то еще пытается найти эти картины, – эта мысль не дает Ивану покоя. – Ведь уже любые следы остыли, всех участников десять раз могли убить. Если они не всплыли до сих пор, как не всплыл твой Салли, почему вдруг они должны обнаружиться сейчас?

– С произведениями искусства часто так бывает, – пожимает плечами Молинари. – Недавно вот нашли Пикассо, которого украли как раз двадцать лет назад. Если грабитель берет что-то особенное, он должен дать такой картине отлежаться, чтобы она «остыла». А тем временем он может, например, занять под нее денег – среди бандитов в ходу такие залоги. Ну и потом, если картина меняет владельцев на черном рынке, она в любой момент может вынырнуть – если хозяина убьют, например, или ему понадобится козырь, чтобы торговаться с прокурором. Вот сейчас, смотри, эта твоя бывшая подружка готова продать картины; кто знает, давно ли они у нее и почему она решила вытащить их на свет божий… Как раз в надежде на такую удачу мы и продолжали искать. Я вот завел сайт, с которого можно отправлять мне анонимные наводки, – по несколько писем в неделю получаю. В основном полная фигня. Написал тут один экстрасенс, что картины спрятаны в самом Гарднеровском музее, в потайной комнате. Я поехал в музей, к директору по безопасности, мы с ним простучали стены – и ничего, конечно, не нашли. Но мы же не могли не проверить: там очень серьезно относятся к любому сигналу. Видишь, главное – не сдаваться. Я верю, что в этот раз мы их нашли. – Молинари прямо-таки сияет от энтузиазма и хлопнул бы Ивана по плечу, если бы в самолете не было так тесно.

– Увидим, – отвечает Иван. – Не знаю, что за экспертизы заказывал Федяев, но у него были только образцы краски и холста. Этого вряд ли достаточно, чтобы достоверно определить подлинность картины. Федяев – авантюрист, он ввязался в это дело, зная о нем очень мало. Я бы на твоем месте не ждал никакого Грааля. Не факт даже, что нам покажут те же картины, с которых брали краску для экспертизы.

– Я слышал, что русские – нытики и пессимисты, – Молинари качает головой, – Толстоевский и все такое. Но такой зануда, как ты, – это просто невероятно. Я больше десяти лет занимаюсь гарднеровским делом в ущерб работе, трачу на это уйму времени и денег, и ни разу еще у меня не было такого четкого следа. Если окажется, что это лажа, я буду искать дальше. А ты поедешь в свою Москву занудствовать дальше. Но мне подсказывает интуиция, что все будет по-другому. И мы с тобой будем героями.

– Героем будет Федяев, – уточняет Иван. – Если мы действительно найдем картины, это он их вернет. Он затеял это дело, и обманывать его я не буду.

– Я же говорю, зануда, – смеется Том и все-таки ухитряется хлопнуть Ивана по плечу.

В Бостоне Иван селится в Кембридж-Хаус-Инн. Это не сам Бостон, а ближайший пригород – Кембридж, где расположены Гарвард и Массачусетский технологический институт. Просто здешние места лучше знакомы Ивану, приезжавшему в Бостон только на инвестиционные конференции.