Книга Тропик ночи - Майкл Грубер

Паз сказал:

— Да, доктор. Если вы учитываете и все обратные сочетания, тогда общее их количество равно шестнадцати в квадрате, то есть всего двести пятьдесят шесть. Ну и что происходит, когда вы получаете это самое число?

Паз представил себе, насколько поразило эту ехидную особу то обстоятельство, что какой-то ниггер разбирается в математике. Guzana.[25]Кривляка.

— Вот именно, — подхватила Эррера, — любое число, которое они таким образом получают, связано с заученным наизусть стихом. Бабалаво произносит этот стих или, что бывает гораздо чаще, пересказывает и истолковывает как ответ на вопрос клиента. Считается, что сообщение исходит от ориша, который и управляет порядком выпадения раковин или резных кусочков черепахового панциря. А вот это и есть Ифа. — Лидия указала на статуэтку на книжной полке. — В сантерии именуемый Орула, или Орунмила. Рабы-йоруба, которые принесли гадание Ифа на Кубу и в сантерию, решили, что четки святого Франциска выглядят как опеле, и произвели отождествление. Другие святые или ориша в сантерии имеют сходную историю. Элегуа, к примеру, — это святой Антоний Падуанский, а Шанго — святая Варвара, потому что…

— Я понял. Но я хотел бы узнать, используются ли при гадании какие-либо снадобья самим прорицателем либо клиентом.

Он перебил ее. Резко и категорично. Профессору это не понравилось. Уже без улыбки она ответила:

— Вы имеете в виду одурманивающие средства? Да, употребляется ром, но только в религиозных таинствах.

— Не ром. Я имею в виду наркотики, которые могут привести человека в бессознательное состояние.

— Насколько я знаю, нет. Но я не специалист.

— Неужели? Минуту назад вы говорили именно как специалист.

Она бросила беглый взгляд на стену, где висел диплом.

— Я получила степень здесь, в Майами. Сантерия связана с определенной территорией. Будучи кубинцем…

— Но вы сами не присутствовали на церемониях?

— Нет.

— Но как антрополог вы знаете, что такое ритуалы.

— Только некоторые, я не практикую как антрополог. Я этноботаник. Это совсем другая специальность. Детектив, быть может, вы объясните мне, в чем дело? Орех опеле связан с каким-то преступлением?

— Это улика в деле об убийстве, — коротко ответил Паз. — Совершаются ли, скажем, некие жертвоприношения, связанные с гаданием этого типа?

— Жертвоприношения? Во многих стихах упоминается о жертвоприношениях, но обычно речь идет о подарке гадателю. Пара цыплят или десять долларов, примерно так.

— Я имел в виду подлинные жертвы. Убийства, совершаемые перед ритуалом.

— Я ничего об этом не слышала, но как я уже сказала…

— Да, что вы не специалист. А есть специалисты?

— По сантерии? Ну, здесь, в Майами, вы столкнетесь с некоторыми затруднениями. Мария Саласар написала книгу об этом. — Эррера обернулась и сняла с полки у себя за спиной толстый том, на суперобложке которого стояло одно слово: «Сантерия».

Пыльная суперобложка была красной, на ней изображены были два перекрещенных деревянных топора, положенных на украшенную богатым орнаментом урну. Джимми открыл книгу и увидел фото автора, маленькой пожилой женщины с тонкими чертами лица, большими, обведенными темными кругами глазами и белым ореолом пышных кудрей. Она сидела на каменной скамейке в саду перед могучим дубом, покрытым лишайниками.

Паз внес имя женщины в свою записную книжку.

— Она здесь?

— Бывает время от времени. Она, так сказать, наполовину в отставке. Работает большей частью дома. Вы можете ей позвонить. И кстати, можете потолковать с Педро Ортисом.

Паз записал и это имя.

— А он…

— Он бабалаво, — сказала доктор Эррера и улыбнулась, глядя Джимми прямо в глаза. — Он считается лучшим бабалаво в Майами.

Паз ответил на ее взгляд, стараясь сохранить безразличное выражение лица, и спокойно спросил:

— Вы сами не поклонница подобных вещей? И не верите во все это…

Он не договорил: тут можно было выбрать и такое словцо, как «дерьмо», и что-нибудь более благопристойное.

— Я ученый. Сантерия использует множество растений, и мое дело найти среди них такие, которые обладают полезными фармакологическими свойствами, как это часто бывает в народной медицине. Что касается прочего — гаданий, ориша и так далее… давайте просто скажем, что для людей определенной социальной прослойки все это представляет сравнительно недорогую форму терапии и психологической защиты. Если кучка необразованных людей верит, что можно спустить богов на землю и заинтересовать их бронхитом тетушки Эмилии и магазинчиком сэндвичей дядюшки Аугусто, то кто я такая, чтобы этому воспрепятствовать? Я имею в виду таких людей, как вы.

Паз убрал свою записную книжку.

— Весьма вам признателен, доктор Эррера. Вы мне очень помогли, — сказал он и пошел к двери, чувствуя, как спину ему жжет покровительственная усмешка.

В машине, на ревущей федеральной магистрали, Паз набрал номер университетской справочной и от имени полиции попросил дать ему адрес и номер телефона доктора Марии Саласар. Телефонистка медлила, он припугнул ее и получил желаемое. Мария Саласар жила в Корал-Гэйблз. Но Джимми не хотелось прямо сейчас встречаться и беседовать с еще одной кубинской леди высшего класса, хотя он вряд ли мог бы объяснить самому себе это нежелание логически. Вместо этого он предпочел бы встречу более важную. Он позвонил Барлоу, услышал автоответчик и оставил сообщение. Газанул, чтобы проветрить машину; остановился и полюбовался игрой фонтана на озере Оссеола, понаблюдал за студентами, вяло заходящими в кафетерий и столь же вяло выходящими из него. По их виду никак нельзя было сказать, что они поглощены серьезной умственной деятельностью. Одеты все были как на пляже.

Мимо машины прошел молодой мужчина; он двигался, пригнувшись, и делал очень маленькие шажки. Паз высунул голову из окна и увидел, что мужчина следует за малышом, начинающим ходить, — маленьким золотоволосым мальчиком. Ребенок повернул к дороге, но отец подхватил его на руки, прижал к себе и пощекотал. Мальчик расхохотался в полном восторге. Паз отвернулся, не испытывая радостного чувства, свойственного любому нормальному человеку при виде проявления отцовской любви. У него свело желудок, и он поспешил сделать несколько глубоких вдохов.

Паз заставил себя переключить внимание и пригляделся к молоденьким девушкам, проходившим мимо. Загорелые незнакомки. Он не был большим любителем загара. Предпочитал гибких женщин, рыжих или блондинок, с шелковистой кожей молочного оттенка и со светлыми глазами, прекрасно понимая, что это стандарт, но так уж оно было. Экзогамия — ему нравилось это слово.[26]Как говорила одна из его подружек, социолог по специальности, определяя вкусы мужчин: либо похожая на маму, либо на нее не похожая. В настоящее время у Джимми было три подружки: эта самая девушка-социолог, начинающий психолог и поэтесса, работающая в библиотеке. У него всегда было по несколько связей — не больше четырех и не меньше двух одновременно. Женщины появлялись и уходили по своей воле, он ни одну не принуждал остаться и не вступал в отношения исключительные, не готовый к постоянству. Он был совершенно искренен в оценке таких отношений и гордился тем, что никогда (или почти никогда) не врал.