Книга Мегрэ и тихий вор - Жорж Сименон

Нет, он не забыл о своих обязанностях — о деле Фернана и его шайки. Но он должен был «переварить» более близкое ему и более интригующее дело об убийстве Кюэнде, и обязательно в одиночестве.

Да, ему необходимы были и одиночество, и отдых, а позволить себе это он мог только украдкой. По этому поводу его несколько мучила совесть. Мучила, но не очень. Поджаренные колбаски в самом деле оказались великолепными. Ольга нисколько не преувеличивала. А вино божоле, хотя несколько густоватое, имело все еще исключительный вкус и запах. Но самым главным было то, что, сидя во второразрядном ресторанчике, за столиком, накрытым вместо скатерти белой бумагой, он мог спокойно предаваться своим мыслям.

Хозяйка, приземистая и толстая, с коком седых волос на голове, часто открывала кухонную дверь, чтобы бросить взгляд в зал и проверить, все ли в порядке; на ней был фартучек, такой же голубой фартучек, какой когда-то носила мать Мегрэ, более темный по краям и полинявший посередине от частых стирок.

Официантка действительно вела себя довольно странно, хотя совершенно не так, как предупреждала Ольга. Это была высокая брюнетка с белой колеей. Время от времени гримаса боли или судорога пробегали по ее лицу. Комиссар подумал, что сегодня она сделала аборт.

В зале было несколько рабочих в комбинезонах, два алжирца и продавщица газет из ближайшего киоска в мужском пиджаке и фуражке.

Имело ли какой-нибудь смысл показывать фотографию Кюэнде официантке или усатому хозяину, разливавшему вино?

С этого самого места в углу зала у окна, которое сейчас занимал Мегрэ, Кюэнде мог, протирая временами рукавом запотевшее стекло, видеть как на ладони дом напротив, наблюдать, что происходит на улице.

Наверняка он не доверял никому. Здесь, как и везде, его считали тихим, спокойным человеком, каким в определенном смысле он и был на самом деле.

Мегрэ знал подобных одиночек. Например, известный Коммодор, носивший моноколь и красную гвоздику в бутоньерке, останавливался в самых роскошных отелях, имел великолепные манеры, выглядел, да и вел себя, как благовоспитанный, исполненный достоинства пожилой мужчина — такой благовоспитанный, что никому не приходило в голову подозревать, что у него «длинные руки». И он на самом деле ни разу не попался с поличным, и никто не знал, что с ним потом случилось. Может быть, он укрылся где-нибудь в провинции, а может быть, еще сейчас греет старые кости на одном из далеких островов Тихого океана? А может быть, его прирезал какой-нибудь неизвестный преступник, польстившись на деньги…

Раньше ведь тоже существовали организованные банды, но они применяли иные методы, чем теперь, и, что более важно, набирались из людей другого типа.

Если бы, к примеру, такая история, как на улице Лафайет, произошла двадцать лет назад, Мегрэ сразу бы знал, где искать лиц, совершивших нападение, в каком районе — да что там! — в каком кафе или баре. Он знал их завсегдатаев, людей примитивных — тех, у кого на лице написана их профессия.

У современных гангстеров методы совершенно не те. Нападение на кассира на улице Лафайет было заранее тщательно обдумано и предусмотрены малейшие детали — надо было случиться только редкому, неожиданному стечению обстоятельств, которое привело к тому, что в толпе оказался полицейский, вопреки предписаниям имевший при себе револьвер. И он, рискуя пристрелить кого-то невиновного, не выдержал и выстрелил, ранив бандита.

Правда, и Кюэнде в последнее время модернизировал свою «технику». Мегрэ вспомнил, что говорила та его соседка из гостинички «Ламбер». Она с гордостью подчеркивала, что ей известны великосветские манеры. Чай в пять часов. Так же вел себя элегантный, такой далекий для нее Кюэнде. Наблюдая из своего окна за домом напротив, присваивал себе привычки его обитателей, учился у них хорошим манерам, лоску, этикету.

Нет, он не станет выбивать окна, не будет пользоваться ломом, не будет использовать ни одного из смертоносных орудий обычных взломщиков. Он прибегнет к более изысканным способам, но при этом более рискованным…

На улице были видны прохожие — лица, посиневшие от холода, было видно, как они растирают задеревеневшие руки. Каждый спешит, каждый занят собственными делами, у каждого свои хлопоты, может быть, даже драмы, у каждого перед собой ближняя или дальняя цель… Кто знает: может быть, кто-то из них также замышляет преступные планы?

— Счет, пожалуйста!

Официантка подошла к столику, нацарапала какие-то цифры на краю бумажной скатерти, двигая при этом губами и время от времени бросая взгляд на черную доску, где мелом была проставлена стоимость различных блюд.

К себе на набережную Орфевр Мегрэ вернулся пешком, а

минуту спустя, когда он склонился над стопкой рапортов, в его кабинет, постучав, вошел инспектор Люка. Они одновременно открыли рты, чтобы что-то сказать, но комиссар опередил:

— Надо послать кого-нибудь, чтобы освободить Фумеля. Отель «Ламбер», улица Нев-Сен-Пьер.

Лучше всего подошел бы кто-нибудь из старых сотрудников, из «лейб-гвардии» комиссара Мегрэ, как в шутку называли его ближайших сослуживцев. Может быть, Лорти? Или Лесер? К сожалению, оба заняты. Ну, значит, Барон? Пошлю его с соответствующими инструкциями.

— А что ты хотел мне сказать? Есть что-нибудь новое?

— Да. Инспектор Николя напал на след.

Инспектор Николя имел такой невзрачный вид, что не обращал на себя ничьего внимания, и именно поэтому его послали, чтобы покрутиться по Фонтеней-о-Роз и попробовать что-нибудь «вынюхать». Он должен был разузнать, что делается у соседей Жозефа Резона, послушать, что говорят люди в близлежащих лавках, в гараже, где тот оставил свой автомобиль.

— Не знаю еще, шеф, имеет ли это какое-нибудь значение, но мне кажется, что за одну нить мы ухватились.

— Говори!

— Вчера вечером я узнал, что Жозеф Резон и его жена бывали у соседей. Даже были дружны между собой. По вечерам вместе смотрели телевизор. Когда одна из супружеских пар собиралась в кино, другая забирала к себе их детей. Фамилия тех Люссак, они немного моложе, чем Резон и его жена. Рене Люссак — мужчина тридцати одного года, жена года на два-три моложе него. Она очень красива; у них ребенок, мальчик двух с половиной лет. Придерживаясь ваших указаний, господин комиссар, я поинтересовался этим типом. Рене Люссак работает торговым представителем фирмы, производящей музыкальные инструменты. У него собственный автомобиль «форд-флорида». Я наблюдал за ним, и, когда он после ужина вышел из дома и сел в свою машину, я направился за ним на моей. Он не знал, что я еду следом, если бы он меня заметил, мог бы легко ускользнуть. Остановился поблизости от Порт-Версаль и вошел в маленькое кафе «У друзей». Забегаловка довольно скверная, приходят туда, по-видимому, окрестные мелкие торговцы, чтобы поиграть в белот.

Люссака уже ждали двое; они выглядели завсегдатаями, такими, что занимают всегда один и тот же столик. Мне стало интересно, что в этом месте будет делать Люссак. Ведь он живет под Парижем, значит, приезжает не затем, чтобы выпить кофе, а для того, чтобы договориться с кем-то. Может быть, сыграть в карты?