Книга Степь и Империя. Книга II. Империя - Балтийский Отшельник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Добраться туда до темноты был шанс. Ночевка даже под убогой крышей лучше, чем в сыром промозглом осеннем лесу.
- Сможешь ехать верхом?
Женщина с трудом сфокусировала на нем взгляд, долго раздумывала над вопросом – будто слова долетали к ней откуда-то издалека, и, наконец, медленно кивнула.
А-Вут поднял ее под локоть и подвел к пегой лошадке. Та стояла смирно, спокойно косила взглядом на подошедших людей. Придержал стремя, в которое неуверенно стоящая на ногах рабыня пыталась попасть стопой левой ноги.
Женщина вцепилась в верхний рог седла, подтянулась, и с трудом уселась, свесив обе ноги. Потом собралась с силами и перекинула правую ногу через верхнюю луку. А-Вут посмотрел на обнажившиеся лодыжки, покрытые мурашками, на туфли, больше подходящие для бальной залы, а не для замерзающего леса, и покачал головой.
Запустил руки в свою седельную суму, вытащил пару меховых чулок, бесцеремонно натянул их высоко на ноги женщины прямо поверх матерчатых туфелек. Потом вытащил собственный плащ и закутал в него рабыню. В этих влажных лиственных лесах, на пороге зимы, он и сам постоянно мерз и не жалел денег на теплые вещи. Уроженцу теплых стран последние несколько месяцев постоянно хотелось согреться.
Потом вскочил на своего коня и, ведя вторую лошадь в поводу, двинулся по знакомому уже пути, стараясь использовать последние минуты быстро угасающего дня. Рабыня, вцепившись в гриву своей лошади, не проронила ни звука...
***
Хижина возникла темным пятном неожиданно быстро, хотя день уже сменился быстро густеющей мглой.
Изнутри замшелая избушка оказалась приличнее, чем снаружи. Под крышей было сухо, из углов не дуло, дверь притворялась плотно. У давно прогоревшего каменного очага в центре были сложены сухие ветки, стружки и мох для растопки. На полке слева от входа в грубых сосудах из обожженной глины хранились какие-то зерна. Каких-то следов недавнего человеческого пребывания не замечалось.
А-Вут завел женщину и усадил на широкую лежанку. В хижине, пожалуй, кроме лежанки и очага и не было места ни для чего больше. Развел огонь из заботливо сложенной у очага растопки и вышел позаботиться о лошадях.
Когда он вернулся, пленница вроде бы слегка оттаяла и стала проявлять какую-то собственную активность – протянула к огню озябшие руки.
Подняв глаза на вошедшего воина, она произнесла первые слова: «Кто ты? Ты мой новый хозяин? Меня уже продали?»
- Нет, ноблесса, - учтиво поклонился А-Вут. – Вас спасли.
- Спасли? – горько рассмеялась рабыня и рванула ошейник на своей шее. – Ноблесса??? Самое украшение для благородной дамы, самая подходящая обстановка…
И она горько разрыдалась, рухнув ничком и уткнувшись лицом в руки.
- И, тем не менее, ноблесса, Вы спасены, - уверенно и твердо сказал А-Вут.
Не пытаясь утешить, занялся приготовлениями к ночлегу – подкормил очаг, добавив в него толстых ветвей, принесенных с улицы, поставил котелок с чистой водой, набранной в ключе, журчавшем за домом. Порезал хлеба, сыра и копченого мяса из своих запасов, разложил на чистой холстине. И спокойно уселся ждать, когда иссякнут слезы.
***
Постепенно рыдания затихли. Женщина села ровно и попыталась вытереть лицо, окончательно превратив в руины грустные воспоминания о вчерашнем «придворном» макияже. Но караванный старшина не стал говорить ей об этом. Зеркал все равно не предвиделось. Но даже такая иллюзия контроля над ситуацией вернула графине некоторую уверенность в себе. Даже, пожалуй, чересчур много уверенности.
- Расскажи мне все!
- Какую версию предпочтет сейчас услышать ноблесса? Короткую? Честную? Или ту, которую мы все будем рассказывать потом?
Холодный властный голос несколько отрезвил графиню, напомнив ей о ее пока непонятном статусе.
- Для начала, кто ты... - она оборвала себя, разглядев полный доспех, и оценив правильную речь. Уж дурой то графиня Моника ап-Цанага не была.
- Кто Вы такой, мессир? Кого я должна благодарить за свое спасение? - и подпустила иронии в голос. – И почему на мне все ещё это «украшение»?
Она с отвращением дернула за ошейник.
- Последнее, ноблесса, объяснить проще всего – потому что в данный момент его нечем открыть. Но я уверен, что ещё до полудня Вам удастся от него избавиться. Как только мы достигнем каравана. И, насколько я осведомлен о законах Империи, крайне важно, чтобы никто не узнал, что это, - он указал пальцем на ошейник. – Хотя бы одно мгновение украшало Вашу шею.
Эти слова оказали поистине целительное действие – мысли графини отвлеклись от свершившегося и обратились в будущее. Собеседник смог заинтриговать ее и привлечь внимание.
- Меня зовут А-Вут из рода Ванграт, я старшина караванной стражи, в настоящий момент связанный контрактом с мессиром Сандором Мелик-ро, менялой. Как уверил меня мессир Сандор, он Ваш деловой партнер. Наш караван двигался следом за Вашей каретой и, увидев, в какую беду ввергли обстоятельства Вас и Ваших спутниц, он попросил меня настичь похитителей и предпринять все возможные меры для Вашего освобождения. За час примерно до нашей с Вами встречи мне удалось убедить предводителя Степных Волков передать Вас мне. Сейчас мы возвращаемся к каравану, но наступившая темнота заставляет нас заночевать в этой хижине. Вот история вкратце.
- Сандор-меняла? – графиня горько рассмеялась. – Одолжите денег у менялы, и он спасет вам жизнь, чтобы вернуть свои кровные. Какая ирония! Но демоны кроются в деталях. Как Вам это удалось? Вступить в переговоры со степняками, «убедить» их вернуть мне свободу? Кстати, что с моими спутницами, слугами? Какова судьба кавалера ап-Грие?
- Мне бы не хотелось врать Вам, ноблесса, но готовы ли Вы сейчас услышать неприкрытую правду? Может, сделаем остановку в рассказе, и Вы немного поедите? Я лично не имел крошки во рту с самого рассвета…
Графиня благосклонно кивнула и протянула руку к хлебу и сыру.
***
Все-таки еда – очень могущественный магический ритуал.
По мере того, как графиня насыщалась, к ней возвращалась природная живость ума. И осторожность.
- Так Вы говорите, что я спасена?
- Да, ноблесса.
- От рабства?
- Пожалуй, от участи даже худшей, чем рабство. Вас угораздило попасть в руки Скульптора.
- Участь худшая, чем рабство? Вы пытаетесь меня напугать, как ребенка на ночь?
- Рабыня утрачивает лишь свободу и собственную волю. У нее остается разум и тело. Для Скульптора его пленницы – лишь глина, из плоти и разума которых он лепит плоды больной фантазии.
- Вы так говорите, мессир, будто рабство
