Книга Ментальная карта и национальный миф - Виталий Владимирович Аверьянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Петр КАЛИТИН:
– В данном случае и для меня Петруха – дорогой образ, поскольку не содержит никакого посыла на расслабление массового сознания. И мы понимаем, что настоящие герои когда-то такими же были… Если помните, даже Сухов в одном эпизоде говорит, что «я таким же, как ты, ушел». Речь идет не только о возрасте, а о том, что вот таким же недотепой в чем-то он ушел, когда в любой момент мог бы по-глупому погибнуть.
Нет, не случайно фильм этот дал рекордное число мемов. Тут и Верещагин, безусловно, «виноват»: «Посмотрим, какой это Сухов». Очень простой мем, и в то же время очень сильный. А как его фраза насчет обрыдлой икры: «Хоть бы хлеба достала»?! Вот, я бы сказал, совершенно потрясающий антипотребительский мем.
Виталий АВЕРЬЯНОВ:
– Ну, конечно, особенно учитывая 70-е годы, этот культ дефицитной и дорогой черной икры…
Петр КАЛИТИН:
– Или мемы Саида: «Джавдет мой. Встретишь – не трогай его». Тоже, я считаю, гениальнейший мем, и, главное, он хорошо показывает наш особый «потребительский» менталитет, связанный именно с таким чувством собственности! Или «Джавдет – трус, Абдулла – воин», и мы видим, что действительно, Абдулла и погибает, можно сказать, в момент своего бесстрашия. И отношение Сухова к нему: «Абдулла, – вот это потрясающе просто, – оставь себе патрон, нечем будет застрелиться!»
Виталий АВЕРЬЯНОВ:
– Ну, а чуть раньше еще классный мем: «Абдулла, руки-то опусти».
Петр КАЛИТИН:
– То есть как бы дружеское и опять же – чуть не по-христиански антиномическое отношение к врагу.
Виталий АВЕРЬЯНОВ:
– Это военный юмор, да.
Петр КАЛИТИН:
– Или как бы эротичный мем Сухова: «У тебя ласковые жены, мне хорошо с ними…» И Абдулла принимает правила игры: «Я дарю тебе их. Сейчас вам будет совсем хорошо!» Или его же: «Плохо тому, у кого вовремя не окажется кинжал». Здесь есть та же самая брутальность: кинжал должен быть всегда наготове у настоящего героя.
Кстати, враг пытается поймать русского героя опять же на расслаблении: «Хорошая жена, хороший дом – что еще нужно человеку, чтоб достойно встретить старость?» Причем тут имеется в виду подтекст – не только в старости, но и вообще так жить.
В фильме вообще важны мотивы взаимоотношений с женщинами. Заметьте, герой-победитель Сухов общается со своей Екатериной Матвеевной только во сне, пишет ей потрясающие письма. Но это любовь на расстоянии. А «освобожденные женщины Востока», считающие его своим новым мужем, готовы на все – но Сухов именно поэтому —! – просто антипотребительски несгибаем.
Виталий АВЕРЬЯНОВ:
– Да, многоженство – это ключевая метафора и интрига всего фильма, она построена вокруг него. Из-за жен погибает Абдулла, поскольку он за ними возвращается. Из-за желания завести роман с Гюльчатай гибнет Петруха. И даже Верещагин, умудренный и опытный человек, готов был бы уже пойти с Суховым, но тут возникает препятствие в лице его жены. И в результате рождается еще один его мем: «Пулемет я вам не дам». Если бы он дал им пулемет и пошел с ними, как он хотел, то узнал бы о заминированном катере.
Смотрите, как интересно, у нас параллель с двумя фильмами выстроилась. В одном главные героини – это женщины, которые любят еще совсем юного солдата и будут ждать его, хотя мы знаем, что он погиб. А в другом у нас дилемма: на войне мужчина не должен впускать феминное начало в свою душу. Это секрет его как сказочного русского солдата, что в огне не горит, в воде не тонет.
Петр КАЛИТИН:
– Точно, и здесь же источник его победоносности! Герой должен оставаться легким, чистым, самодостаточным, тогда он побеждает и избегает гибели. Ни гарем, ни жена, ни тем более корабль с награбленным барахлом не способствуют героизму… Он требует – ни много ни мало – мирской аскезы.
Я бы хотел сейчас закончить разговор о «Белом солнце», ответив на вопрос: почему он действительно был так близок и важен космонавтам?.. Думаю, в силу совершенно поразительной адаптируемости к любому экстриму. И одна из главных бед нашей страны, приведшая к катастрофе 1991 года, что у нас три поколения мужиков не воевали и самоубийственно прогрессировали в расслабухе… Да, мы выиграли войну, но затем проиграли мир!
И здесь я бы перешел к такому фильму, как «Место встречи изменить нельзя» Говорухина, в котором весьма доходчиво показан радикальный водораздел между героями и потребителями. Помните оппозицию Глеба Жеглова и труса Пети Соловьева, которая начинается еще в первой серии с таких жегловских мемов, как: «И откуда у тебя, Петюня, такой изумительный сахар?»; «Будь человеком, не жадись, и нам маленько сахарку отсыпь!» Это фразы мирского аскета, который требует от других не просто делиться, а естественно самоотвергаться, преодолевать эгоизм!
Виталий АВЕРЬЯНОВ:
– Вайнеры хорошо знали материал, и Говорухин при создании фильма изучал реальные прототипы, собирал их черточки, словечки. Жеглов – это классический образ советского «мента», грозы уголовников. И его парадоксальность им самим сформулирована следующим образом: девять классов и два коридора. Я знаю эту среду. Они сами говорят, что милиция – это те же бандиты по психотипу, только принявшие другую сторону. И в Жеглове это очень ярко показано – в его лексике, в его подходе, в его психологии…
Петр КАЛИТИН:
– Это и дороже, что он не просто как какой-то чистоплюй-интеллигентик, так сказать, которому заведомо чужда бандитская стихия, а, можно сказать, свой.
Виталий АВЕРЬЯНОВ:
– И в этом смысле он настоящий «мент», потому что именно он кладет карманнику кошелек в карман.
Петр КАЛИТИН:
– Конечно.
Виталий АВЕРЬЯНОВ:
– Он способен пойти фактически на подлог, чтобы остановить более страшное преступление. Это осознанное действие.
Петр КАЛИТИН:
– И отсюда весь антиномизм его знаменитой фразы: «Вор должен сидеть в тюрьме». Так он работает по своему настоящему призванию.
Виталий АВЕРЬЯНОВ:
– Более того, он играет, он актер в своей профессии. Помните, как он передает бандитам через Васю Векшина фразу: «Наш пахан ихнего не глупее»? То есть он глубоко знает воровской мир изнутри и частично отождествляется с ним, для того чтобы его победить.
Петр КАЛИТИН:
– И опять тем он дороже. Когда фильм вышел на экран, наши киноведы возмущались тому, что текст братьев Вайнеров «Эра милосердия» искажен, что Жеглов должен был быть героем преимущественно отрицательным, как бы в противовес Шарапову.
