Книга Морально безнравственные - Вероника Ланцет

просто киваю. — Не ожидал, — усмехается он, притягивает меня к своей груди и сжимает сильнее. — Прости меня за это. Правда, — говорит он, прежде чем прыгнуть в море.

Мы сильно ударяемся о поверхность воды, но жилеты держат нас на плаву. Начиная плыть прочь от лодки, Энцо крепко держит меня за руки.

— Почему? — хриплю я, холодная вода уже действует на мое тело.

— Это... — его слова заглушает сильный взрыв, обломки летят в воздух и в воду.

Энцо прижимает меня к себе и закрывает своим телом, отворачивая меня от горящего судна.

— Как ты узнал? — мои слова звучат как шепот, пока я смотрю на пламя, охватившее лодку или то, что от нее осталось.

— Это был лишь вопрос времени, — отвечает он серьезным тоном, его взгляд устремлен на медленно удаляющийся корабль.

— Они ушли... вот так просто?

— Может, им было нужно не кольцо. Может, они просто хотели меня убить, — игриво говорит он, и мне хочется его ударить. Как он вообще может шутить в такой момент?

Локтями я отталкиваюсь от него, морское течение удерживает меня от того, чтобы причинить ему боль.

— И теперь я тоже умру. Из-за тебя. Большое тебе спасибо, — добавляю я резко, но достаточно смело, чтобы заметить иронию в том, что я подплываю ближе и держусь за него.

Он умеет плавать.

Да, действительно. Только поэтому я прижимаюсь к нему, обвиваю рукам его шею, а мое лицо в нескольких дюймах от его лица.

Подняв глаза, я вижу, что он пристально смотрит на меня.

— Думаю, тебе суждено умереть в море, маленькая тигрица.

— Может, хватит меня так называть? — я скриплю зубами, поражаясь его способности раздражать меня, даже когда мое тело медленно отключается.

— Точно. Теперь мне стоит называть тебя маленьким морским львом, верно? — он ухмыляется, глядя на меня, и я закрываю глаза, потерпев поражение. — Прости, — наконец говорит он и обхватывает ладонью мою щеку. Мои зубы стучат, и он не отстает от меня.

— Ты знаешь, что мы умрем здесь, не так ли? — спрашиваю я его, на этот раз серьезно. Он кивает, выражение его лица нечитаемое.

— Давай заключим перемирие, ладно? Давай не будем умирать врагами, — Энцо гладит мои волосы, выражение его лица вдруг становиться нежнее.

— Но ведь мы ими и является, разве не так? Мы уже несколько часов держим друг друга за горло.

— А разве мы должны ими быть? — большим пальцем он проводит по моей щеке и по моей сморщенной коже.

— Ладно, — делаю вдох, — я могу притвориться... на некоторое время. — Призрак улыбки появляется на его лице, что вызывает улыбку и у меня.

Мы в глуши, в окружении бескрайнего моря. Может, сейчас, перед смертью, мы можем притвориться, что являемся чем-то большим.

— О чем ты всегда мечтал? — вдруг спрашиваю я.

— Я?

Я киваю.

— Я никогда ни о чем не мечтал. У меня всегда было всё, чего я хотел, — хмуро заявляет он.

— Всё? — я поднимаю бровь.

Он задумывается на мгновение, прежде чем ответить.

— Я мечтаю о человеке, кому смогу доверять.

— Ты никогда никому не доверял в своей жизни? — мой тон выдает недоверие, которое я испытываю к его заявлению.

Даже с моими родителями и изоляцией, у меня всё равно была Лия, и я доверяла ей с самого начала. Я не могу представить, что мне не кому доверять.

Он качает головой, на его губах появляется горькая улыбка.

— Все богатства мира не дают нам того, чего мы жаждем больше всего.

— И что же это?

— Теперь твоя очередь, — отмахивается он, а я дуюсь, обиженная тем, что он не ответил. — О чем ты всегда мечтала, маленькая тигрица? — его рука всё еще на моем лице, и большим пальцем он наклоняет мою голову так, что я смотрю ему в глаза.

— О свободе, — просто говорю я, и его зрачки, кажется, увеличиваются.

— О свободе... — повторяет Энцо. — И что бы ты сделала, будучи свободой?

— Была бы той, кем хочу... ела бы то, что хочу, одевалась бы так, как хочу, вышла бы замуж за того, за кого хочу, — слова льются из моего рта, а в глазах скапливается влага.

Воды вокруг достаточно, мне не нужно добавлять еще.

Но я ничего не могу с собой поделать. Не тогда, когда понимаю, что никогда не смогу сделать ничего из того, о чем мечтала. Если из моей позолоченной клетки они казались немыслимыми, то теперь они невозможны — смерть единственный исход.

— Шш, не плачь, — он вытирает слезу с моего глаза, медленно подносит ее к губам и пробует на вкус. Мой рот открывается в букву «О», этот жест совершенно неожиданный.

— В смерти тоже есть свобода, знаешь ли. В том, как ты оставляешь позади все свои заботы, — пальцем он продолжает нежно ласкать мою щеку, — все свои страхи. Кто знает, может, это даже не конец.

— Ты так думаешь? — я читала Писание и следовала указаниям церкви, потому что этого от меня ожидали, но я также обращалась к древним. Возможно, в силу своих обстоятельств, мне больше все импонировало учение Гераклита — всё течёт, всё меняется. Ведь если всё изменится, то и я стану другой, избежав своего нынешнего состояния.

— Не могу утверждать, — его рот растягивается в наглой улыбке. — Но скоро я дам тебе знать.

Возможно, это потому что мы приближаемся к концу, но даже его плохие шутки больше не действуют мне на нервы.

— Гераклит, — я делаю глубокий вдох. — Мы есть и нас нет. Может, это не смерть... просто перемены, — шепчу я, и насыщенность его глаз, кажется, поглощает меня целиком.

Море неспокойно, волны несут нас, наши тела прилегают друг к другу, наши дыхания смешиваются в темноте ночи.

— Перемены... Мне это нравится. Но он также сказал, что огонь — первоначало всего сущего, а это, — он кивает в сторону моря, — гасит наш огонь.

Впервые я смеюсь. Я запрокидываю голову назад и смеюсь, и слышу, как Энцо тоже присоединяется ко мне.

— Мы должны стремиться подпитывать огонь, чтобы он не умер, — комментирует он, и я не понимаю, что