Книга Повесть о горячем сердце - Ася Котляр

на самом деле ревновала Сашку Макарова? Нет. Точно нет. Скорее, мне было обидно. Или я просто завидовала Ленке Орловой. Ну да, мне было жалко Сашку, я за него заступалась, защищала, когда он был маленьким и когда Генриховна била его журналом. Может, я просто отомстила ему за то, что не я была героиней его романа. И не потому, что мне так нравился Сашка. Мне просто тоже хотелось кому-то нравиться, вот и всё.

О том, что будет чувствовать Сашка, когда узнает про моё предательство, я не думала.

Пока меня одолевали все эти мысли, мы подошли к дому Орловой. Ленка всем сказала: «Заткнитесь», – и мы замолчали. В полном молчании мы приблизились к подъезду, и Ленка первой вошла в подъезд. Как и было запланировано, Вовчик выключил свет.

В этот момент все девчонки набились в подъезд и стали орать. Отчего они орали, я поняла позже. Сашка выскочил из своего укрытия и набросился, как ему показалось, на Ленку, с поцелуем. Но это была не Орлова. Сашка растерялся и стал целовать всех подряд. Девчонки стали орать как ненормальные, а я выскочила из подъезда. За мной выбежал Вовка. За Вовкой вывалился Сашка. Мы бросились бежать, причём врассыпную. Вовка и Сашка бежали от разъярённых девчонок, в то время как я бежала от этих двух героев-любовников. Я бежала, и слёзы текли у меня по лицу, замерзая на морозе.

Я прибежала домой чуть живая, сгорая от стыда и раскаяния. Дверь открыл папа и ахнул, увидев меня. Перед ним стояла не его любимая дочь Тыковка, а настоящее чучело, прямо Тыква: шапка почти слезла, волосы выбились из-под шапки, щёки красные, и из глаз текли предательские слёзы.

– Варвара Степановна! Лиза! Идите сюда! Машенька, что случилось? Кто тебя обидел, родная?

Бабушка и Лиза выбежали из своих комнат. За Лизой выскочил маленький Мишенька. Он увидел, что я плачу, и тоже заплакал. Лиза бросилась успокаивать Мишеньку и увела его в комнату.

– Папочка, мне так стыдно! Я совершила предательство!

– Кого ты предала, Тыковка?

– Я предала друга, папочка! Я предала Сашку! Что мне делать?

Папа стал серьёзным, посмотрел на молчавшую бабушку и произнёс:

– Садись и рассказывай.

Мы сели за стол, и я всё честно рассказала папе и бабушке. Они слушали молча, не перебивая. Иногда я не могла говорить, так как слёзы душили меня.

Когда я замолчала, бабушка сказала:

– Подумаешь! Так ему и надо! Это он предатель.

Но папа тут же взял слово.

– Разрешите мне, Варвара Степановна. Я считаю, что Мария совершила подлость.

– Почему сразу подлость, Борис Семёнович? Может, девочка просто ошиблась.

– Она не просто ошиблась, Варвара Степановна. Маше тринадцать лет, и она умеет отличать предательство от проступка. Она предала друга, который доверил ей свою тайну, открылся. О первом чувстве не так просто кому-либо рассказать. Это можно доверить только очень близкому другу. И мне стыдно за тебя, Маша. Я бы с тобой в разведку не пошёл.

– Вот и иди со своей Лизкой! Ты просто перестал меня любить, папа! У тебя теперь Мишенька есть.

Бабушка строго посмотрела на меня, подошла, обняла и крепко поцеловала в голову. Потом обхватила моё лицо руками и произнесла, глядя мне в глаза:

– Душа моя, я согласна, что поступок неблаговидный. Но ты искренне переживаешь – значит, не всё потеряно, а это значит, что у тебя есть шанс стать порядочным человеком. Мыс папой этого очень хотели бы. И как порядочный человек ты должна извиниться перед своим другом. Ему сейчас гораздо хуже, чем тебе. Завтра с утра ты пойдёшь и извинишься перед Александром. А про папу не смей говорить гадости. Он любит тебя по-прежнему. И всегда будет любить. Просто Мишенька маленький, ему всего три годика, и ему нужно больше внимания.

Я бросилась на шею к папе, он обнял меня, усадил на колени, как маленькую, и я прошептала:

– Прости меня, папочка! Я так тебя люблю!

– Что ты, Тыковка! Как ты могла подумать? Просто я хочу гордиться тобой, понимаешь? У тебя столько родных погибло во время войны, и ни один из них не был предателем.

– Я знаю, папочка. Я больше никогда не буду! Я извинюсь перед Сашкой. Честное пионерское.

– Верю, Тыковка. Теперь верю…

Утром я пошла к Сашке. Я позвонила в дверь, Сашка открыл её и очень внимательно посмотрел на меня. Он ничего не сказал, надел ботинки, куртку и вышел в коридор. Мы молча вышли во двор, молча шли по улице, подошли к моему дому.

– Пойдём ко мне, Сашка! – это были первые слова, которые я смогла выдавить из себя.

– Не пойду. Мне домой надо, – сказал Сашка.

– Прости меня, – сказала я, посмотрев Сашке в глаза.

– Да ладно, чего там, – буркнул Сашка.

– Я сама не знаю, зачем я это сделала.

– Да ладно, сделала и сделала. А знаешь, Орлова – полный отстой. Я думал, она нормальная, а она дура и не такая уж красивая.

– Ты что, больше не любишь её?

– Не-а, не люблю. Я дур не люблю.

И тут Сашка засмеялся. Он стоял и смеялся так громко и смачно, что за ним засмеялась и я. Мы стояли возле подъезда и хохотали как ненормальные, вспоминая, как Сашка в темноте пытался нащупать и поцеловать Ленку Орлову…

Я посмотрела на свои окна и увидела там всех своих домочадцев. Бабушка, папа, Лиза и маленький Мишенька смотрели на нас и тоже смеялись… «Как же я всех их люблю!» – подумала я, поцеловала Сашку в щёку и побежала домой…

Часть пятая

Глава первая

Снежная королева

Пятый класс. Весна. Я сижу на уроке и смотрю в окно. Упражнение я сделала, дополнительное задание выполнила, а вот сейчас сижу и смотрю в окно.

– Берман! Ты в классе или уже в облаках? – слышу ненавистный голос Анны Генриховны. Бабушка говорит, что ненавидеть нельзя – грех это, мол. А папа говорит, что от ненависти до любви один шаг. И я всё жду, когда этот шаг сделается. Но у меня много вопросов: кто должен сделать этот шаг, в какой момент его можно сделать и, самое главное, как отреагирует Анна Генриховна, если я его всё-таки рискну сделать?

Только подумав об этом, я сразу же увидела картину: Анна Генриховна отвернулась к доске, пишет дату, я встала из-за парты, подошла к ней, нацелилась и сделала этот шаг. Анна Генриховна поворачивается ко мне, а я с ходу: «Анна Генриховна! Я люблю вас!» А она мне тоже: «Берман, я тоже тебя люблю!» И мы обнялись. И я услышала стук её сердца. «О! – подумала я, – а у неё есть сердце! Интересно, какое оно: холодное или горячее?» Я думаю, что холодное. Ну не станет же человек с горячим сердцем бить журналом детей! А если холодное – как она