Книга Смерть домохозяйки и другие тексты - Сара Даниус
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но эти вывески говорят нам и кое о чем другом – о том, что романный текст приобретает визуальное измерение. Мы видим, как современный роман обращается к городу как к тексту. И не удивительно, что именно в творчестве Стриндберга проявляется эта тенденция. Он ведь, как известно, был не только писателем, но и художником, и фотографом, а также работал помощником библиотекаря, так что наверняка знал многое о визуальном потенциале книжной страницы.
Мы также знаем, что Стриндберг хотел, чтобы читатель видел Стокгольм глазами репортера газеты. Отсюда эта скрупулезная визуализация фасадных текстов; отсюда использование книжной страницы как изобразительного пространства. Всё для того, чтобы позволить читателю видеть глазами репортера, – и как только такая цель была сформулирована, романный жанр в очередной раз вынужден был сбросить кожу.
«Париж – это то место земного шара, где слышнее всего, как трепещут незримые и необъятные паруса прогресса»[33], – сказал Виктор Гюго. В 1879 году Стокгольм был еще только на пороге прорыва в современность. Но в романе «Красная комната», особенно в седьмой его главе, мы видим подготовку к этому прорыву.
Космос на Фолькунгагатан: Тумас Транстрёмер
Впервые опубликовано в газете Dagens Nyheter 1 марта 1998 года под названием «Космос на Фолькунгагатан, 57». Полная версия эссе (представленная здесь) вошла в сборник «Staden mellan pärmarna. Litterära friluftsessäer» (red. Magnus Bergh, Stockholm, 1998) под названием «Причудливые комнаты. Сёдер Тумаса Транстрёмера».
Ориентир: слюссен. Мальчик пересекает площадь Сёдермальмсторь в направлении Йотгатсбакен. Ему лет пять-шесть. Он был с мамой в Концертном зале. Когда они вышли и спускались по лестнице, что ведет на площадь Хёторьет, мальчик выпустил мамину руку и потерялся в толпе. Стемнело. Толпа быстро рассосалась. Мальчик запаниковал. «Это мое первое ощущение смерти»[34], – признается Тумас Транстрёмер пятьдесят лет спустя. Итак, маленький Транстрёмер стоит на Хёторьет, озирается по сторонам. И вот здравый смысл приходит на помощь и вытесняет страх:
Добраться до дома вполне возможно. Наверняка возможно. Мы приехали на автобусе. Я, как всегда, стоял на коленях на сиденье и смотрел в окно. Мимо проносилась Дроттнинггатан. Теперь следовало идти обратно той же дорогой, остановка за остановкой[35].
Так началось долгое путешествие от Хёторьет по Дроттниггатан к мосту Норрбру, затем через мост в Гамла Стан, оттуда – к Слюссену, и далее, по улице Йотгатан, к дому № 57 по Фолькунгагатан. Весь путь пешком, квартал за кварталом. Улицы и площади Стокгольма вели мальчика, будто невидимая рука, и он пробирался к цели, как участник забега по спортивному ориентированию, проходящий один контрольный пункт за другим. Но, в отличие от участника забега, у мальчика не было карты – только зрительные образы, увиденные им из окна автобуса.
Это воспоминание Транстрёмера показывает, как зрительные образы превращаются в своего рода внутренний компас, благодаря которому городское пространство неожиданно раскрывается и становится «читаемым» и «ходибельным». Мальчик смог сам сориентироваться в городе – и вот он уже дома. Его переполняет восторг. Ведь он смог победить страх!
Разминка. Стокгольм Тумаса Транстрёмера – это прежде всего Сёдермальм. Поэт вырос в Сёдере, где в те времена проживали рабочие и представители низшего среднего класса, а также художники и прочая богема. Маршруты детства Транстрёмера пролегают вдали от известных литературных мест вроде площади Мосебаке, улицы Фьелльгатан и парка Вита Берген. Первые три года своей жизни поэт провел на улице, которая сегодня называется Гриндсгатан, а затем они с мамой переехали в двухкомнатную квартиру с кухней на пятом этаже в неприметном доме на Фолькунгагатан.
Стокгольм Транстрёмера – это Стокгольм 1930–1940-х годов; город, отмеченный влиянием войны, наполненный духом повседневности, обыденности, но и – для «своих» – неуловимым очарованием. Вот дорога от дома к школе, вот комната в квартире на пятом этаже; на улице копошатся сборщики мусора, снуют нищие, а на заднем дворе воркуют голуби. Здесь зарождается страстный интерес мальчика ко Второй мировой и войскам союзников; здесь его надежный оплот – дедушка, который живет прямо за углом, и, конечно, мама. Мама, кстати, была учительницей и каждый день ходила пешком на работу, в школу в Эстермальме.
Позже Стокгольм найдет отражение в литературных работах Транстрёмера. И прежде всего – в книге автобиографических миниатюр «Воспоминания видят меня» (1993); именно здесь места его детства обретут четкие очертания. Эта книга – собрание кратких, отточенных воспоминаний, облеченных в форму незатейливой, на первый взгляд, прозы, а ее место действия – Стокгольм и окрестности.
Чаще имя Транстрёмера связывают со Стокгольмским архипелагом и островами в Балтийском море – местами, где поэт находил конкретные мотивы и образы для своих стихов: осенние пейзажи; бычки-рогатки и водоросли; медузы правды, которых невозможно выудить из морских глубин; дуб, чья крона, похожая на лосиные рога, отпечатывается на фоне темного сентябрьского неба, словно неведомое созвездие; прошлое, выброшенное волной на берег; старые дома, населенные тенями, которые вырываются на свободу; неразличимые лица и бормочущие губы за полупрозрачной пеленой…
Наряду с балтийскими пейзажами в поэзии Транстрёмера встречаются и другие места. Яркие, точные описания впечатлений от путешествий на Балканы, в Египет, Португалию, Грецию – или от мотеля на трассе Е3 – служат своего рода трамплином, ведущим в то многослойное время, где лирический герой внезапно оказывается лицом к лицу с прошлым или с чем-то иным, еще более великим, загадочным и безымянным. «Я лежу вытянувшись, как поперечная улица»[36], – так описывается это в стихотворении из цикла «Галерея», и, как это часто бывает у Транстрёмера, в «я» героя проникает невидимое движение. Неведомые силы преследуют героя, взывают, заклинают – и одновременно ведут к очищению. В сборнике «Тропинки» говорится о «великой Памяти», которая дает лирическому герою приказ – «жить здесь и сейчас»[37].
Когда Транстрёмер писал «Воспоминания видят меня», ему было шестьдесят. Он ограничил повествование детскими годами – то есть годами жизни в Стокгольме – и периодом до своего сенсационного дебюта со сборником «Семнадцать стихотворений» в 1954 году. Тогда ему было двадцать три года. Он, как никто, владел сапфической строфой и обладал визуальным воображением, как мало кто еще. Но в книге «Воспоминания видят меня» интересно то время, которое предшествовало превращению Тумаса в Транстрёмера:
«Моя жизнь». Думая об этих словах, я вижу перед собой луч
