Книга Все дни, все ночи. Современная шведская пьеса - Пер Улов Энквист
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хенрик. Ты плохо себя чувствуешь? Какие таблетки?
Эва. Да нет же, просто я совсем не сплю. Мне нужно какое-нибудь снотворное. Собрил... какое угодно... Пропаван.
Хенрик. Собрил?
Эва. Ну да, чтобы заснуть.
Хенрик. Тебе нужно снотворное?
Эва. Конечно, мне же нужно спать. Всем людям нужно спать. (Короткая пауза.) Зря я тебя попросила.
Хенрик. Да, но... принимать снотворное...
Эва. А что в этом такого?
Хенрик. По-моему, это неразумно. Это не настоящий сон.
Эва. Неразумно? По-твоему, лучше глушить себя спиртным? Мне никак не удается снять напряжение, в голове все кружится, кружится. Это too much[13].
Хенрик. Да, да, понимаю.
Эва. Я заболеваю, я сплю по три-четыре часа в сутки.
Хенрик. Но, по-моему, летом я уже выписывал тебе собрил.
Эва. Не помню. Так или иначе, я принимаю его только по необходимости!
Хенрик. Знаешь, это может стать опасной привычкой...
Эва (с неожиданной агрессивностью). Да что с тобой, черт побери! Ты что, думаешь, я уже втянулась, стала addicted[14]?..
Хенрик. Да нет же, нет.
Эва. Думаешь, вот-вот стану наркоманкой!
Хенрик. Само собой, я могу выписать тебе таблетки, но я считал, что должен предупредить...
Эва. Проехали! Попрошу кого-нибудь другого. Я не желаю, чтобы ты меня подозревал только потому, что мне трудно перестраиваться, мотаясь из одной части света в другую.
Хенрик. Но, Эва... Я беспокоюсь.
Эва. Forget it[15]. Обойдусь.
Хенрик. Но, Эва... Что с тобой?
Эва. God... Му God![16]
Анна (входит с фруктами). В чем дело? Все призывают Бога?
Эва. Бога призываю только я.
Анна. Что-нибудь случилось?
Хенрик. Ничего.
Анна. Ага! Ничего, значит. (Ставит на стол вазу с фруктами.) Так, так. (Садится.) Ты заглядывала в холодильник, Cul de Sac?[17] Господи, до чего же я ненавижу здесь бывать!
Хенрик. Ненавидишь?
Анна. Да. Не знаю, зачем я сюда приезжаю. (Отпивает вина.) Приезжаю потому, что не хочу приезжать. Впрочем, не к тебе же приходить, чтобы просить взаймы, если надо выкрутиться, верно ведь?
Эва (расставляя тарелки). Верно.
Маргарета (выходит из кухни с рюмками). Взаймы? Ни в коем случае. Хенрик!
Анна. Еще бы! Вы даете взаймы только тем, у кого деньги уже есть.
Хенрик. Эва не в ссудной кассе работает.
Эва. Нет, я всего лишь невропатическая красотка-секретарша.
Маргарета. Что значит «всего лишь»?.. Все лежит на тебе...
Анна. В общем, ни малейшего шанса у меня нет.
Эва. Что мы будем пить к фруктам?
Хенрик. По-моему, портвейн.
Маргарета. Да, это то, что надо.
Хенрик (разлив вино, рассматривает бутылку). Он называется...
Эва. Похоже на портвейн... Мутно-красный.
Анна. Ни малейшего... Вот я и поступила сегодня, как другие нищенки, выхода у меня не было... Пошла на Центральный вокзал в Отдел социальной помощи просить подаяния и получила двести крон.
Маргарета. Что?
Хенрик. Что ты сделала?
Анна. Не поперхнись портвейном.
Маргарета. Что ты сделала?
Хенрик. Господи... Анна!
Маргарета. Это неправда!
Хенрик. Анна!
Анна. Я сказала, что у меня сын, что я вкалываю с утра до вечера, но сейчас полностью на мели и до понедельника мне не дотянуть. Нам еду купить не на что.
Маргарета. Но Анна...
Анна. Что?
Маргарета. Как ты можешь?
Эва. По-моему, правильно сделала.
Анна. А я и не стыжусь, ни капельки не стыжусь. Я не так богата, чтобы стыдиться. Наоборот. Я благодарна, что на свете есть еще такие отзывчивые и щедрые люди.
Маргарета. Господи! Ты не должна просить милостыню.
Анна. Еще бы, в вашем кругу это не принято... Но у меня сын, которого каждый день надо кормить и которому нужен проездной билет, чтобы не тащиться в школу пешком по холоду. К тому же и обувь у него каши просит.
Хенрик. Почему ты не обращаешься к нам?
Маргарета. Вот именно.
Анна. А вы где?
Хенрик. Если ты без денег, почему ты не попросишь у нас?
Маргарета. Отец может выписать тебе чек. У меня вся морозилка забита продуктами! Но ты же ничего от нас не берешь!
Анна. Премного благодарна. Меня одарят какой-нибудь черной ондатровой шубой из бабушкиных обносков сороковых годов.
Маргарета. При желании ты могла бы ее перешить!
Анна. А что мне делать с отбивными из старой лосятины, если я готовлю на двух конфорках? Кретинизм сплошной! Да еще ваши дурацкие расспросы о том, куда подевались деньги, которых у меня сроду не бывало... Нет, лучше уж стоять и петь в подземном переходе на Свеавеген.
Маргарета. Заставить тебя мы не можем.
Анна. Но хотели бы.
Хенрик. Ты знаешь, что в трудную минуту всегда можешь обратиться к нам. Для чего еще нужны родители?
Анна. Вот и я себя о том же спрашиваю.
Эва. У тебя есть еще и я.
Анна. Спасибо, спасибо.
Маргарета. Деньги на проездной билет мы уж во всяком случае имеем право подарить внуку.
Анна. Делайте как знаете... но я дико устала вечно слушать о том, сколько я уже от вас получила.
Маргарета. А теперь ты просто порешь чушь.
Анна. Вы всегда клоните к тому, что я сама во всем виновата.
Маргарета. И несправедливую.
Анна. Никогда я не обращусь к вам за помощью. (Короткая пауза.) Может, я потребую уйму всякого другого, но помощи — никогда.
Хенрик. Почему ты так говоришь?
Маргарета (огорченная). Очень печально.
Анна. Сначала она хочет, чтобы я брала у нее вещи, которые мне ни к чему, шубу, старые замызганные украшения, фен пятидесятых годов и прочий хлам, который вы из жадности не выбросили на помойку, а потом я всю жизнь должна млеть от благодарности.
Хенрик. Сколько тебе нужно? (Пауза.) Именно сейчас. Двух сотен ведь, наверно, маловато.
Анна. Конечно, мало. Я экономлю на всем. Два года не покупала Йону ничего из одежды. Он донашивает обноски своих товарищей. В этом году я уже три раза была в Отделе социальной помощи.
Маргарета. И что они говорят?
Анна (Эве). Господи... Да она с Луны свалилась.
Эва. Му God!
Маргарета. А ты не можешь подыскать себе работу получше, чтобы не приходилось вот так?..
Эва. Работы сейчас сколько угодно.
Хенрик. И хорошей работы.
Эва. Хорошей работы, которая плохо оплачивается.
Анна. У меня есть работа! Я официантка! Я вкалываю по девять часов в день...
Маргарета. Но, видимо, этого мало, если тебе приходится ходить в Отдел социальной помощи и просить мило... поддержки.
Анна. Мне нужна именно такая работа, чтобы не опоздать за Йоном на продленку. Иногда, если я работаю до восьми,