Книга Спаситель и сын. Сезон 6 - Мари-Од Мюрай

После смерти отца Йентл обрезает себе волосы перед зеркалом, и Эллиот вспомнил день, когда отправился в парикмахерскую и обрился. «Под ноль» – звал его отец, сначала безразлично, а потом понимающе. «Незачем тебе быть похожей на сестру, – говорил он. – Ты не такая, как она».

Каждая сцена фильма отзывалась эхом воспоминаний. Вот и Йентл, выбирая себе мужское имя, взяла имя брата, который умер до ее рождения. Йентл-Аншель. Элла-Эллиот. А когда Йентл-Аншель стала молиться в лесу ночью: «Господь на небесах и папочка, который тоже на небесах…», Эллиот уже не мог сдержать слез и заплакал по-настоящему. Каждое слово раздирало ему сердце. «Мир стал так велик, когда я осталась одна». Каждое слово вызывало слезы на глазах Эллиота, и они капали на макушку Кими, прижавшегося к нему. Кими покусывал большой палец, а указательным водил по своему носу, перебитому ударом ноги восемь месяцев тому назад.

Неделя с 3 по 9 декабря 2018 года

Было только семь утра, когда Кими вывел велосипед на улицу. Что-то его подтолкнуло выйти сегодня из дома, и он воспользовался ранним утренним часом потому, что трое негодяев, которые на него напали, наверняка еще дрыхли, бухие, обдолбанные или вымотанные после своих мерзких выходок.

После избиения Кими не решался показываться в центре Орлеана. Квартал Бургонь с обилием кафе и разношерстным молодняком и вовсе стал для него запретной зоной. Но тихая провинциальная улица Мюрлен дремала и днем и ночью, так что Кими добрался до дома номер 12 без приключений.

В кабинете Спасителя спал Жово, уронив на ковер книгу «Простимся с чувством вины»[20]. Он мало что понимал в этой книге, но название кое о чем ему говорило. Его признали виновным и приговорили к двенадцати годам тюрьмы, потому что он не выдал своих подельников. Вышел он через десять лет – срок уменьшили за хорошее поведение. Долг перед обществом он заплатил. Но вот чтобы окончательно распрощаться с чувством вины, Жово хотел бы поговорить с кюре. Его не слишком тяготило браконьерство, но было нечто другое, тяжким бременем лежавшее на совести.

Услышав стук в дверь, он мгновенно подскочил.

– Доброе утро, барышня.

– Я парень.

– Как скажешь, – кивнул Жово, сильно сомневаясь в услышанном.

Кими, боясь недоброжелательных глаз на улице, торопливо проскользнул в дом, решив, что имеет дело с консьержем или помощником Спасителя.

– Я хотел бы договориться о консультации, но очень рано утром, – сказал он, идя следом за Жово.

– Садитесь, – предложил ему Жово с любезностью, присущей старому воину в обществе юных барышень. – Думаю, чашечка чая вам не повредит.

– Нет, спасибо. Я бы хотел увидеться с месье Сент-Ивом.

Кими говорил так тихо, что Жово приходилось напрягаться, хмуря брови, чтобы его расслышать.

– Прибавить звука не можешь? У меня с локаторами проблема. А Сент-Ив принимает не раньше восьми. Нашему дружку нужно высыпаться. – Жово уселся в кресло психолога и спросил: – Так в чем проблема?

– А… вы что, тоже психолог? – пробормотал изумленно Кими.

– До восьми утра. Вьетнамец?

Кими привык, что его принимают за китайца, и теперь с благодарностью улыбнулся:

– Да, по отцу.

– Ушлый народец, – одобрил вьетнамцев Жово, покачивая головой.

– Может, я могу увидеть месье Сент-Ива позже? – продолжал настаивать Кими. – Я уже был у него на консультации.

– Значит, о тебе должна быть запись в тетрадке. – Жово решил заглянуть в тетрадь Спасителя, куда тот записывал свои замечания о пациентах. – Так как тебя зовут?

– Кьем Фам, – ответил Кими. Потом решил уточнить: – Я приходил один раз вместе с другом, Эллиотом Кюипенсом.

– Возможно, – согласился Жово, ожидая продолжения.

Кими начал нервничать, чувствуя: время бежит быстро и без толку.

– Я не могу здесь долго оставаться. Я днем не выхожу. – И с горечью прибавил: – И ночью тоже. Я вообще не выхожу.

– А что так?

– Боюсь.

– Чего?

– Засады.

Глаза Жово засветились. Засада! Он сразу вернулся в свои молодые годы, он в легионе, ему двадцать два, а пули так и свистят над рисовыми полями. Но стоит ли доверять этому полукровке? Он за кого? За Францию или против?

– Из каких будешь?

– Мы живем в Сент-Приве-Сент-Месмэн, – ответил Кими, по-своему поняв вопрос. – Но напали на меня не там.

И Кими рассказал, как его избили, с подробностями, каких не знали его родители Месье и мадам Фам были уверены, что сын отбивал у воров свой мобильник.

Вечером второго апреля Кими встретился с друзьями в баре на улице Бургонь. Часов около одиннадцати Эллиот сказал, что устал и идет домой, он был уверен, что кто-нибудь проводит Кими.

– А у меня была забита стрелка. То есть назначено свидание, – разъяснил Кими, отдавая дань преклонному возрасту собеседника.

На сайте знакомств Кими познакомился с пареньком по имени Жюстен.

– Я должен был ждать его в конце улицы Бургонь, где уже нет никаких кафе. Но Жюстен оказался фейком, такого вообще не существовало. Это была ловушка.

Из подворотни выскочили три типа, повалили и стали бить. Били ногами.

– Старались по лицу. Хотели изуродовать.

Кими говорил безразличным тоном. Пережитое было настолько непереносимым, что он заблокировал все свои чувства.

– Трое против одного, сучья кровь! – воскликнул Жово, возмущенный до глубины души. – И кто они, эти уроды?

– Гомофобы.

Жово задумался. Слово попалось не из привычного лексикона.

– Всё! Понял! – сказал он, сообразив, что к чему. Только-то, спрашивается, и делов? – И как ты надумал отыграться?

– Отыграться? – удивился Кими.

– Но ты ж не позволишь себя топтать, – удивился Жово в свою очередь. – Мой друг Подсеки в легионе был вроде тебя, тоже примерял юбчонку. Но за один намек отправлял любого прямиком в медпункт. Научи их себя уважать, парень. Жово не без труда поднялся с кресла и начал рыться в карманах брошенной на стол куртки. – Для уважения другого средства нет.

Кими отшатнулся: Жово сунул ему под нос револьвер.

– В нем три пули. Сведешь счеты, потом вернешь. Это памятный подарок.

Кими не сомневался, что имеет дело с сумасшедшим. Наверняка какой-то недолеченный пациент месье Сент-Ива. Но не увидел другого выхода, как подставить сложенные руки и принять револьвер.

– Нет кармана? – сочувственно спросил Жово, видя, что паренек не больно-то расторопный.