Книга Конфидентка королевы. На службе Ее Величеству - Софи Нордье

Кретьен нерешительно поднялся, тяжело вздохнул и… покорно снял с себя одежду.

Переодевшись, Сабина круто развернулась и вплотную приблизилась к юноше. Она ощущала страх, тревогу, злость на покорную обреченность катара, и это делало ее движения порывистыми.

— Поцелуй меня! — выдохнула девушка.

Кретьен отшатнулся, чем разозлил ее еще больше. Не такое прощание рисовала себе Сабина в мечтах.

— Я знаю, у вас это не положено. Но, возможно, мы никогда больше не увидимся!

Только тут отупевший от пыток и безысходности Кретьен осознал величие жертвы, которую принесла для него эта девочка. Он нежно обнял Сабину за плечи и поцеловал ее в щеку, а затем, помедлив, ласково коснулся девичьих губ.

— Спасибо! Я всегда буду помнить это подземелье и твою отвагу. Все Добрые Люди будут молиться за тебя, — сглотнув слюну, прошептал он. — Сохрани тебя Бог!

— Иди, — еле слышно отозвалась Сабина. У нее сжалось горло. Еще чуть-чуть — и из глаз брызнут слезы. — Скоро закроют городские ворота. Надо спешить.

Накинув на голову капюшон, юноша в последний раз виновато оглянулся и исчез за дверью. Девушка, в душе которой что-то безнадежно сломалось, в изнеможении сползла на солому.

Наверное, именно так неожиданно заканчивается детство.

***

Габриэль проснулся рано утром и, не открывая глаз, стал обдумывать планы на сегодняшний день. Пощупав рукой подбородок, он решил первым делом побриться. Габриэль занимал небольшую комнату на втором этаже донжона. Там стояла узкая деревянная кровать и видавший виды потрескавшийся сундук. К предметам роскоши можно было отнести только шахматы, инкрустированные серебром, да пару книг в дорогих, но заметно потертых переплетах. Медная масляная лампа, низко свисающая над небольшим столом, и стул с шестиугольным сиденьем и трехгранной удобной спинкой свидетельствовали о том, что прежний обитатель этой комнаты любил читать по ночам.

Неожиданно в дверь громко постучали. Габриэль вскочил с кровати. На пороге стоял толстенький коротышка с всклокоченной бородой и испуганно бегающими глазками.

— Ваша милость, беда! — затараторил он, превозмогая тяжелую одышку. — Арестованный катар сбежал! Утром мы пошли к нему, а в камере — лишь переодетая девчонка. Ни женских вещей, ни еретика! Видно, этот гаденыш в ее платье улизнул!

— Где девушка? — Габриэль уже натягивал короткую тунику и кожаную безрукавку.

— В камере. Ждем дальнейших распоряжений.

— Епископу уже сообщили? — Одеваясь, рыцарь отрывисто задавал вопросы; его ум шахматиста уже анализировал создавшуюся ситуацию, ища верный ход.

— Нет, решили сначала вашу милость в известность поставить, а уж потом…

— Анри! Живее! — рыкнул Габриэль в сторону занавешенной ниши, где на раскладной кровати спал его оруженосец. И, посмотрев на тюремного охранника, произнес тише: — Вы поступили правильно. Хоть на это ума хватило! Беги в конюшню и прикажи немедленно седлать двух, нет, трех лошадей. Торопись!

Вконец ошалевший от страха коротышка бросился исполнять приказание. Опоясавшись мечом, шевалье воткнул в дополнительные ножны квилон*, затем немного подумал, засунул в голенище сапога кинжал и достал из сундука свернутый тонкий плащ. Сонный, растерянный, но прекрасно вышколенный Анри уже оделся, и они с Габриэлем помчались к лошадям.

«Самое главное — любой ценой забрать Сабину в замок, — размышлял шевалье, бешеным галопом приближаясь к городской тюрьме и заставляя редких прохожих на узких улочках вжиматься в стены. — Здесь ядовитые щупальца епископа ее не достанут, а значит, скорой расправы не последует и у нас появится время на переговоры. Ах, глупая, сумасбродная девчонка, романтики ей захотелось!»

— Немедленно привести сюда госпожу де Фруа! — Разъяренный Габриэль навис над дородным, вечно потным начальником тюрьмы. В кабинете с низким потолком рослый плечистый рыцарь, казалось, заполнил собой все пространство. — Доложите в подробностях, как все произошло!

Икая от страха, толстяк поведал ему о том, что вчера вечером посетительницу отвели в камеру к заключенному, но вскоре она оттуда вышла. Они заглянули к узнику. Он лежал на своем месте, все как обычно. И только во время утреннего обхода стражник услышал непривычное писклявое всхлипывание и, торопливо перевернув арестанта, обнаружил, что это девица.

— Олухи! — Шателен добавил несколько крепких выражений, выпуская ярость. — К епископу Фолькету с докладом о происшествии уже послали?

— Д-да, ваша милость, только что, — заикаясь и вытирая с шеи пот, пробормотал тюремщик, — как раз перед вашим приездом.

В груди у Габриэля клокотало бешенство. Как мог этот мерзавец катар подставить наивную храбрую девочку? А еще Добрые Люди! Безжалостные, как, впрочем, и все фанатики.

В дверях появилась Сабина в рваной грязной рубахе с разводами чужой крови. В глубоко запавших, заплаканных глазах был ужас затравленного зверька, на распухшей рассеченной губе обильно запеклась кровь — наверное, заметив обман, охранник пришел в бешенство и ударил девушку. Сабина то и дело почесывалась — должно быть, ее нежное тело искусали блохи. Из растрепанных волос торчали прелые соломинки…

Жалость накрыла шевалье с головой, и его дыхание на миг остановилось. «Как там тебя? Кретьен! Только попадись мне на глаза!» — мысленно заорал он и до боли сжал ладонь на рукояти меча, заставляя себя собраться и мыслить ясно. Наконец, сумев натянуть на лицо маску беспощадной грубости, он накинулся на Сабину:

— Вы понимаете, что совершили непростительную глупость, которая на языке закона называется преступлением? О чем вы думали, взбалмошная девчонка, устраивая эту выходку? Решили, что вам все дозволено? А о тете и кузине вы не вспомнили? Из-за вас они с легкостью тоже могут здесь оказаться. Или в вашей себялюбивой головке есть место лишь для романтических бредней?

Несчастная девушка беспомощно сжалась и онемела, испуганная свирепым взглядом и громовыми раскатами его голоса. Из ее широко распахнутых глаз непрерывным потоком хлынули слезы. Понимая, что больше не в силах играть роль грозного обвинителя, Габриэль круто повернулся к начальнику тюрьмы и отчеканил:

— Я забираю Сабину де Фруа в замок, чтобы обеспечить ей надежную охрану, до тех пор пока не будут выяснены обстоятельства побега.

— Но, мессир, епископ не разрешит этого… не положено… я не могу, — бессвязно лепетал тюремщик, беспомощно разводя руками, — и к тому же это вы разрешили ей сюда приходить.

— Что?! — взревел шевалье. — А кто впустил постороннего в подземелье? Им ведь позволили встречаться лишь наверху, в вашем присутствии!

— Меня же разжалуют и лишат места…

— Да, но это произойдет потом, а я прирежу тебя сейчас, если ты не выполнишь моего приказа!

Для пущей убедительности рыцарь выхватил из ножен внушительный квилон. Обмякший начальник тюрьмы лишь вяло махнул рукой и плюхнулся на лавку, нарушая субординацию.