Книга Осенний полет таксы - Марта Кетро

Ах, как трудно любить тебя и не плакать, но у меня два новых платья (одно из них даже не чёрное! я молодец?). По случайности удалось вкрасться в тот сновидческий магазин для толстух – он был прежде в «Щуке», а потом, как игрушечная лавка с кукольным домиком, исчез. К тому же меня всегда оттуда гнали – у них одежда для крупных дам, и продавщицы соответствующие, и если рядом с обычной женщиной я выгляжу, как полчеловека, то с этими – как треть. Завидев меня, они шикали, как на курицу: «У нас не бывает вашего размера!» Но нигде, нигде больше так не кроят, и наконец-то мне магически повезло, хотя для этого сначала пришлось запутать дорожку волшебным клубком.

Один магазин отыскался на «Речном вокзале», и я поехала туда вечером, имея в активе название торгового центра и телефон секции. Обычно этого достаточно, но тут я полчаса бегала по этажам, дважды звонила, приставала к охране и уборщицам, однако все сговорились и давали мне ложные следы, гадкие самаритяне, и лгали в трубку, потому что, да, вижу «Элитные заколки» (что это, боженька? – а вот!), вижу павильон пятьдесят два, но где же мои райские кущи для полных нимф – нет! нет! И только малый дяденька в сером комбинезончике сжалился надо мной и сказал. Вы-то знали, как вам не знать, если вы все тут умеете по звёздам определять, какая баба дура, а какая нет, находить дорогу по «джипиэсу» и готовить восемь разных салатов из одной пачки крабовых палочек, а я, нет, не знала, что там рядышком два торговых центра, один называется «Речной», а другой – «У Речного».

Я, неопытный цветок, думала, что надо относиться к бизнесу с полнейшим безразличием, чтобы допустить такой нейминг-дубль, но ах, девушка, мало ли кораблей в гавани Малаги, никто больше не удивлялся.

И я всё-таки пришла туда перед закрытием, розовая от тревоги, и строгая женщина отказала мне троекратно по ритуалу, но волшебство, и она вдруг дрогнула и сошла с ума, и стала наряжать меня как свою куклу, притаскивала в примерочную платье за платьем. И я в ворохе тканей крутилась и казалась сироткой, это от бабеньки-покойницы осталось, ненадёванное почти, то тётенька, царствие ей небесное, к свадьбе справляла, да в девках померла.

Потом оказалось, она первый день работала, накажут теперь? Поставят на коленях в подсобке, голую и белую, сами со свечами и в плащах с капюшонами, лиц не видать, будут капать на широкую вздрагивающую спину горячий воск и приговаривать: «Не пускай маленьких! Не продавай им платьев! Не давай вкусить им от яблока и от апельсина!» Плачет цветок осквернённый в сочном ядре апельсинном, но ведь простят, простят, а у меня теперь два платья, это и другое, не чёрное.

И теперь мне есть с кем танцевать в тёмных комнатах, на поскрипывающем паркете, кого обнимать, кутать в лисью шубку, чьи духи вдыхать, о ком улыбаться. Деньги только совсем кончились, но это пустое.

О мировом порядке в шкафу

Единственную ночь, когда я так устала, что заснула в двенадцать, милые соседские девочки выбрали, чтобы превратиться в потаскушек, – заявились в два часа и застряли с кавалерами на лестнице, вопя. В любую другую меня бы это не потревожило, я не ложусь раньше четырёх, но именно сегодня было некстати, лучше бы вы оставались тыквами, девочки.

Поэтому теперь я напишу ещё про всякие тряпки.

Те два платья были только вершиной ледяной горы, и то, что вам сверху казалось симпатичной безешкой, имело на самом деле тяжелое и страшное основание, скрытое мутной водой.

Опять повторилась история с крахмальным воротником Тэффи, с лиловой шляпкой, с шелковыми чулками и ещё бог весть с какой тряпочкой, которую выбирает демон хаоса, чтобы вселиться в неё и вкрасться в бледную женскую жизнь.

На этот раз он предпочёл рыжие испанские сапожки. Я пошла искать себе обычные чёрные, «вместо тех», и нашла. Потом захотелось погулять по обувному центру – мне ведь безопасно с тридцать третьим размером ноги, нигде не подстерегут меня «ой, туфельки» и «ах, ботиночки», только в одном месте я могу купить себе маленькие лодочки, а вся другая человеческая обувь мне как варварские грубые корабли. Но отчего бы не взглянуть на драккары?

Нет, сапожки были велики. Но там, в провинции Ла-Риоха, где-то между Кастилией и Леоном, Страной Басков и Наваррой, самое гнездовье духов, которые щекочут женщинам пяточки, расслабляют кошельки и разжижают мозг, и вдруг у меня уже рыжая обувь на два размера больше, коробки в руках и растерянный вид. И тут как раз случайно я вижу лисью шубку, и сразу отпадает проблема, с чем это носить, учитывая мой похоронный гардероб.

Потом, конечно, понадобилось впустить в шкаф немного охры и корицы – платье, юбка, кофточка, гетры, жёлтый браслетик и всё такое. Помада вот, помада у меня уже была, я думала – выгодно, сэкономлю на шоколадной помаде. Но она, оказалось, как-то сильно раздражает мужчин, они её сразу съедают, поэтому пришлось купить другую. Новая такая, знаете… сразу вспоминаешь, что коричневый – это, в сущности, смесь красного и синего, – на гниющее мясо она похожа, если честно. Думаю, я проношу её дольше.

Но я сейчас не горевать, я другое хотела. О женщине, обновляющей гардероб. Посмотрите на неё, пожалуйста, когда она снимает с магазинной вешалки что-то золотистое и невесомое. Некоторые считают, что самое умное лицо у женщины бывает, когда она красит губы. Ха. Это вы не видели её в примерочной. У неё взгляд убийцы. И не какого-нибудь угрюмого душителя, а снайпера, прикидывающего расстояние, скорость жертвы и траекторию пули с поправкой на ветер. Или одного из Медичи, раскладывающего пасьянс из миниатюрных портретов друзей, – этого устранить, этого науськать на другого, а потом напоить тем вином; ей послать цветы, пропитанные отравой, а вдовцу подсунуть нашу красавицу, которая вся – яд.

Так и женщина сейчас совершает невиданное интеллектуальное усилие. Дурочка ли она в обычной жизни или умна, как змей, но в эти мгновения мозг её задействован, как никогда, на сто один процент. Она просчитывает всё: от логических пустяков – сочетаемости с остальной одеждой, процента скидки и соотношения цена-качество – до показателей эфемерных вроде удовлетворения от покупки этих и тех штанов или силы воздействия степени прозрачности платья на того типа, с которым ей завтра предстоит пить чай.

Конечно, она о нём думала. Она думала, что если в прошлый раз было декольте, то теперь должно быть мини, и если тогда он случайно тронул бархатистый рукав, то завтра – гладкое колено.

Но дело это десятое, не более чем милый бонус во взрослой игре, что-то вроде оргазма в обеденный перерыв. Потому что на самом деле она отыскивает точку равновесия с помощью всех своих малых сил, интеллектуальных, эстетических и метафизических способностей, она ищет состояние правильности всего. Мгновение, когда в небесах над её головой случится движение и щелчок и вся рассеянная жизнь, растрёпанные нервы, путаные связи и обязательства выстроятся в отчётливый коридор, откуда на неё посмотрят свет и покой. На секунду всё станет хорошо и аккуратно. Но даже не ради этой секунды она сейчас сосредоточивается, а ради тех волшебных изменений, которые претерпит наша скомканная реальность. Потому что ни один щелчок, ни одна временная точка покоя не остаётся без последствий, будто прозрачный шёлк встряхнули и потянули, и он пошёл рябью, которая распространилась всё дальше и дальше. И уже демон хаоса удавлен шарфом: где-то не разбилась синяя чашка, излечился насморочный и обморочный, а старуха, поскользнувшись, сделала несвойственное возрасту движение бедром и удержала равновесие; кто-то понял, что голова больше не болит, ещё раз потёр виски и свалил на перепад давления, а всего-то некая женщина наконец выбрала единственно верный оттенок шерсти, соединяющий семь вещей в целое, и удовлетворённо кивнула.