Книга Подозревается оптимистка - Татьяна Луковская

Нина вскочила на ноги, отложила остатки апельсина назад в тазик и побежала в дом на кухню, приподняла плинтус. Монеты не было, пропала, Степа-Вася забрал. Несколько секунд Нина тупо смотрела на пол, судорожно глотая воздух, но быстро взяла себя в руки: «Улики, изъятые без понятых и нужных процедур, в суде не являются доказательствами. Так что, Кабачок, зря ты это сделал, ничего не докажешь». 

Она вернулась на двор. После пропажи монеты опять накатило отупляющее беспокойство, его надо было побороть любой ценой. «Давай, Нинок, рассуждай дальше. Надо учесть все варианты развития событий. Эти «копатели» целенаправленно подставляли именно меня, но почему? Что я им могла плохого сделать? Я здесь старалась быть профессионально-вежливой, вроде бы со всеми бабушками подружилась, кому я могла перебежать дорогу? А из прошлой жизни? Пашка? Так он меня сам бросил, я ему имущество вернула, споров по разделу у нас не было. Больше я никого припомнить не могу. Может и были какие-то ссоры, но хоть убей, не вспомню».

Нина достала из тазика недоеденный апельсин и снова уселась на лавочку жевать, так ей лучше думалось, а когда думалось, то почти не переживалось и совсем не плакалось. «Хорошо, допустим, я им под руку попалась случайно, и дело не во мне, звезды так сошлись – сделать меня козлом отпущения, что из этого следует? Что если будет обыск, то у меня обязательно найдут еще пару монет, или какой-нибудь колт. Кстати, что такое колт?» Она достала из кармана мобильник и полезла в поисковик. «Колт – древнерусское женское украшение, полая металлическая подвеска, прикреплявшаяся к головному убору». Нина со вздохом отложила телефон.

«Показания скупщика, мои отпечатки пальцев на дирхеме, который забрал Кабачок, и горсть монет у меня где-нибудь в саду – слишком много улик. Все, мне уже не отвертеться… Можно попробовать поискать монеты самой, игра на опережение, но у меня нет металлоискателя, дирхемы могли зарыть вон там, на клумбе под бархатцами, или на грядке с укропом, запихнуть в щель забора, под крышу, между половицами, да куда угодно! Оперативники быстро обнаружат, «пропикав» датчиками двор, а я нет. И что тогда? Уголовная ответственность? Тюрьма? Но я же ничего не делала, разве так можно?!» Стало страшно и одиноко.

Глотая все-таки прорвавшиеся слезы, Нина доела апельсин. «Да что ж так кисло?! Все сегодня какое-то кислое. А не сварить ли мне кофе на углях? Устрою себе кофейню». Она с притворным воодушевлением залетела в сарай, вытащила обратно мангал, насыпала туда из бумажного пакета остатки угля, плеснула жидкостью для розжига. Пламя вмиг заплясало за железными бортами.  

Нина принесла турку, пачку с кофе, коробочку сахара, собранные с домашнего молока густые сливки и шампур с насаженными ломтями хлеба. «Завтрак на воздухе, а то на апельсинах долго не протянешь. Буду пить кофе и закусывать тостами». Нина набрала стаканчик холодной колодезной воды, засуетилась вокруг мангала, потом опять присела на любимую лавочку в ожидании, когда образуется зола, чтобы зарыть в нее турку.

«А сколько мне грозит? Надо посмотреть УКа. «Поиск и (или) изъятие археологических предметов… наказываются штрафом в размере до пятисот тысяч рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до восемнадцати месяцев, либо исправительными работами на срок до одного года, либо лишением свободы на срок до двух лет» Ну вот, всего-то пятьсот тысяч, можно кредит взять не на машину, а на выплату штрафа. Нинок, все неплохо, прорвемся». И тут Нина провела глазами по кодексу дальше: «Те же деяния, совершенные… группой лиц по предварительному сговору или организованной группой, наказываются штрафом в размере до одного миллиона рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до пяти лет, либо лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до пяти лет, либо принудительными работами на срок до пяти лет, либо лишением свободы на срок до шести лет».

«Организованной группы! А ведь это именно то, о чем говорил вчера Кабачок – группа черных копателей, а я в ней сбытчик. Миллион! Где я его возьму, с моей зарплатой мне и кредит такой не дадут? Шесть лет! Отец не переживет!» Паника захлестывала как атлантический ураган, безжалостный и беспощадный. «А еще эта программа земская. Ведь если я не отработаю пять лет, мне и эти деньги надо будет возвращать. А на дом, правильно сказал Кабачок, покупателей я уже не найду! Меня посадят, а потом я всю жизнь буду работать в нищете, отдавая государству долги. Ой, мамочки!»

– Здравствуйте Ниночка, – в калитке, поблескивая лысиной, стоял Рыжов. – Что же вы меня обманули, говорили домой поедете, а сами, – он широкими шагами как хозяин пошел по двору.

– Девочкам негде было вечеринку устроить, пришлось остаться, – на ходу сочинила Нина, чтобы отвязался.

«Что ему надо? Только его сейчас для полного счастья не хватает?»

– Я гляжу, вы одиночный пикник организовали, – Рыжов выдвинул убранную Васькой от дождя под стол табуретку и вальяжно уселся на нее с подветренной стороны мангала.

«Зачем он усаживается здесь? Как же мне надоела эта всеобщая беспардонность, или это только я не умею на место прилипал ставить?» – Нина начинала медленно закипать.

– Я завтракаю, а потом мне бежать надо… – не стала она уточнять – куда.

– Кофе? Не угостите, – по-кошачьи растянул улыбку Рыжов, еще чуть-чуть и замурлычет.

– Извините, Иван Павлович…

– Можно просто – Иван.

– Извините, Иван… Павлович, но у меня кофе только на одну чашку остался, а я еще не завтракала. Вы что-то хотели, кто-то заболел? – перевела Нина разговор в профессиональную плоскость.

– Да нет, все здоровы. Я так, про Алину мою хотел расспросить, – неопределенно махнул он рукой.

– А что я могу рассказать про вашу Алину? – удивилась Нина.

– Она вашим бывшим мужем восхищается, Ниночка, – подался вперед Рыжов, – все уши прожужжала, какой он душка.

– Ну-ну, – усмехнулась Нина.

– Дочь у меня одна, кровинушка, и это слово «бывший», честно скажу, меня очень напрягает. Вот я и хотел с вами по-дружески побеседовать, что там за муж. Бывшей же жене видней.

Добрехались! Что теперь говорить? Признаться, что Кабачок не муж, но тогда Рыжов распознает в Нине даму легкого поведения и его настырные ухаживания могут перерасти в откровенное домогательство. Нина решила врать до конца:

– Зря волнуетесь, он вполне приличный человек и старательный сотрудник, трудоголик, можно сказать, – начала она нахваливать Кабачка, – а еще готовит вкусно и посуду за собой моет.

– И чего ж вы, Ниночка, с таким идеальным расстались? – прищурился Рыжов.

«Да, отчего я могла расстаться с таким идеальным мужчиной?»

– Он немного… командирист, ну и критиковал, как я готовлю, и в деревню переезжать со мной не хотел… короче, мы разные люди и друг другу не подходим, – выдохнула она.

– Сопляк он еще, не понимает, что королев на руках надо носить, – скользнул по Нине говорящим взглядом гость.