Книга Других версий не будет - Анатолий Галкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нервный Гоша ждал ее не в номере, не в холле, не около гостиницы, а на самых дальних подступах к ней. Он надеялся, что она вернется в пять часов, в крайнем случае в шесть. В семь часов он начал волноваться, в восемь нервничать, в девять беситься. Она появилась, когда заканчивались его душевные силы и вторая пачка сигарет.
По дороге к гостинице и в лифте Лана пыталась успокоить Егора, но получилось еще хуже:
– Не злись, Гоша. Раньше никак не получалось. Я от «хвоста» отрывалась.
– От кого?
– От «хвоста». Он около архива за мной пристроился. И не догоняет, и не отстает. Высокий, худой и какой-то помятый. На маньяка не очень похож.
– Много ты маньяков видела! Они как раз и есть все помятые. Глаженому мужику и так хватает… Никуда больше одна не пойдешь… Ты от него оторвалась?
– Думаю, что да. Проходными дворами пришлось убегать…
В номере Лана поняла, что у Гоши была еще одна причина для волнения. Однокомнатный полулюкс имел одну большую семейную кровать.
Она посмотрела на Гошу вопросительно и он, ожидая ее возражений, начал оправдываться:
– Никакой другой возможности не было. Еле выцарапал два двухместных номера. В том кровати отдельные, а у нас вот… Ты, конечно, не веришь. Думаешь, что я просто хочу с тобой спать. Ничего подобного! Не хочу… Вернее, хочу. Даже очень. Но я, главное, хочу, чтобы ты хотела.
Гоша сообразил, что немножко запутался. Эту речь он готовил с самого утра, когда отказался от двух одноместных номеров, заявляя, что госпожа Светлана Саблина его гражданская жена со всеми вытекающими последствиями и обязательно с общей кроватью.
И вот сейчас Егор почувствовал, что промямлил совсем не то, о чем хотел сказать. Он попытался еще раз ласково и жалобно:
– Я сколько раз говорил, что люблю тебя? Раз двадцать?
Она кивнула.
– Вот! Я говорил, а ты молчишь… Стесняешься? Давай так, я спрошу, а ты только ответь: да или нет… Ты меня любишь?
Лана промолчала, но кивнула головой и очень даже утвердительно.
В такой ситуации Гоша должен был броситься к любимой, крепко обнять и все прочее, но или от долгого стояния у забора гостиницы, или от чувств ночи перестали слушаться. С трудом передвигая ватные коленки он подошел к креслу, развернулся и спросил:
– Ну, а жениться-то мы будем?
Она улыбнулась и опять кивнула. И не один раз, а много, много раз.
Перед тем, как упасть в кресло Егор произнес фразу, которую тоже готовил с утра:
– А давай считать, что сегодня у нас свадьба. Все бумажки мы потом оформим… Я уже и шампанское купил, и конфеты. Ты согласна?
Вместо ответа она начала медленно раздеваться, чуть танцуя в такт неслышной мелодии.
В последний момент Гоша даже зажмурился как от яркой вспышки… Голых женщин он видел и до этого, но лишь на видео или в соответствующих журналах. Они, конечно, волновали, но понятно, что они раздевались для всех, а значит были чужими и забывались сразу.
А здесь – только для тебя, единственная и навсегда!
Лана первая заметила, как повернулась дверная ручка и послышался легкий стук.
Это, вероятно, заметил и Гоша, но не среагировал. Голова последние минуты не соображала, а глаза видела только ее тело, такое гибкое, теплое, соблазнительное.
Он очнулся лишь, когда услышал голос за дверью:
– Откройте! Это очень важно. Меня не должны здесь видеть. Я знаю, что вас интересует депутат Шишов… Откройте скорее. Я ваш друг. Это я вас сегодня преследовал.
Забыв, в каком она виде, лана повернула замок и приоткрыла дверь. Лишь в самый последний момент она громко вскрикнула, бросилась на кровать и натянула на себя одеяло.
Дверь распахнулась – перед Гошей стоял высокий, худой и несколько помятый человек неопределенного возраста. Войти он не успел. В дверном проеме появилась чья-то рука, которая ребром ладони ударила незнакомца по шее.
Помятый человек вытянул вперед руки и, падая, попытался обнять Гошу, но тот, ожидавший совсем других объятий, успел отскочить и незнакомец рухнул на пыльный ковер.
Автобус долго петлял по купеческому Уварову. Потом начались знакомые до боли пятиэтажки за которыми возник заводской район с серыми корпусами, красными трубами и зелеными заборами. Вдоль дороги громоздились части башенных кранов, бывшие бульдозеры и грузовики, кособокие катушки из-под кабеля. Когда все это безобразие закончилось, автобус выскочил на высокий берег Волги и Саша Гутман почувствовал, как его еврейская душа развернулась и запела про острогрудые челны, про некого С. Разина – главаря бандформирования, который ради поддержки своего авторитета утопил симпатичную девушку.
Село Бродники появилось неожиданно. За одним из холмов дорога стала спускаться вниз к садам вокруг приземистых домиков. В центре были видны две местные высотки: церковь и двухэтажная школа. А еще дальше просматривался старинный парк, в котором угадывалось некое сооружение. Это мог быть только старинный особняк, родовое гнездо графов Барковских.
Саша Гутман не знал, зачем он приехал сюда в первый же день своего пребывания в Уваровской губернии. В голове крутилось только одно слово: «разведка». Но и разведку хорошо бы подготовить, распланировать, подстраховать.
Было очевидно, что усадьба за высоким забором. Ну, подойдет он к этой преграде, и что дальше? Штурмовать? Гутман об этом старался не думать. Ему просто было приятно побывать рядом с тем местом, к которому он стремился двадцать лет.
За окраиной села протекала речка Северка, впадавшая в Волгу. Сразу за этой водной преградой начинался графский парк.
Мост через Северку упирался в запертые ворота, за которыми расположился домик из красного кирпича. Это не будка для сторожа с берданкой и куцей собакой. Маленькая крепость могла приютить дюжину охранников.
Гутман пошел вдоль реки в сторону Волги. Впереди был виден еще один мостик, но не такой, как ведущий в усадьбу. Тот был каменный и, очевидно, еще из графских времен. Этот же из недалекого колхозного прошлого – разнокалиберные бревна и доски со следами многочисленных ремонтов.
Забор на противоположном берегу уходил в сторону и за деревянным мостиком приютилась уютная, но не самая богатая часть села. «Отшельников» было домов двадцать.
Гутман перешел мостик и осмотрелся. Впереди заросшая бурьяном дорога, которую уже давно не утюжили трактора и грузовики. Слева ряд домов с садиками, за ними огороды, а еще дальше на холме забор бывшей графской усадьбы. Справа – опять же ряд домов, огороды и спуск к Волге.
Дорога была пустынной. Не было видно ни местных жителей, ни даже гусей.
На заборе самого дальнего дома Гутман заметил лист бумаги с текстом: «Сдается комната. Почти даром». Это было удивительно и даже смешно. Трудно было представить, что сюда приедут дачники.