Книга Поезд сирот - Кристина Бейкер Кляйн

Штукатурка облупилась, с отделки облезает краска. Однако окна сияют чистотой, газон аккуратно подстрижен. С обеих сторон от крыльца – по полукруглому вазону с желтыми бархатцами.

– В твоих обязанностях – подметать крыльцо, ступени и дорожку. Каждое утро, пока не выпадет снег. И в дождь, и в солнце, – говорит миссис Бирн, пока я шагаю за ней к входной двери. – Метла и совок – в кладовке справа. – Она разворачивается, чтобы посмотреть мне в лицо, я едва не налетаю на нее. – Ты слушаешь? Не люблю повторять дважды.

– Да, миссис Бирн.

– Называй меня «мэм». Самое подходящее.

– Да, мэм.

В маленькой прихожей темно и мрачно. Белые, обвязанные крючком занавески отбрасывают на пол ажурные тени. Посмотрев влево, в приоткрытую дверь, я вижу обои в красный цветочек, стол и стулья из красного дерева – там столовая. Миссис Бирн нажимает кнопку на стене, над головой вспыхивает свет, а мистер Бирн как раз входит в дверь с моим чемоданом.

– Готова? – спрашивает миссис Бирн.

И открывает дверь справа – а за ней комната, в которой, к моему изумлению, полно народу.

Олбанс, штат Миннесота

1929 год

Две женщины в белых блузках сидят за черными швейными машинками, на которых крупными золотыми буквами выведено слово «Зингер», и одной ногой энергично жмут на педаль, отчего игла движется вверх-вниз. Когда мы входим, они не поднимают головы, не отрывают взгляда от иглы, только заправляют нить под лапку и разглаживают ткань. Пухлая молодая женщина с каштановыми кудряшками стоит на коленях перед манекеном и пришивает к лифу крошечные жемчужины. В коричневом кресле очень прямо сидит строгая старушка и подрубает подол на миткалевой юбке. А девочка – по виду всего на несколько лет старше меня – вырезает на столе выкройку из кальки. На стене над ее головой висит в рамке вышивка: крошечные черные и желтые крестики складываются в слова: «БУДУ РАБОТАТЬ КАК ПЧЕЛКА».

– Фанни, можешь прерваться на минутку? – говорит миссис Бирн, дотрагиваясь до плеча строгой старушки. – Скажи остальным.

– Перерыв, – говорит старушка. Все они поднимают глаза, однако одна лишь девочка переменяет положение тела – кладет ножницы.

Миссис Бирн, поводя подбородком, оглядывает комнату.

– Как вам всем известно, нам давно уже требовалась еще одна помощница; рада сообщить, что мы ее нашли. Это Дороти. – Указывает в мою сторону. – Дороти, поздоровайся с Бернис, – это женщина с кудряшками, – Джоан и Салли, – это те, что сидят за машинками, – Фанни, – только она мне и улыбается, – и Мэри. Мэри, – обращается она к девочке, – ты поможешь Дороти войти в курс дела. Она сможет делать за тебя черновую работу, у тебя же высвободится время для другого. Фанни, ты проследишь. Как всегда.

– Хорошо, мэм, – говорит Фанни.

Мэри надувает губы и бросает на меня неприязненный взгляд.

– Что же, – говорит миссис Бирн, – возвращаемся к работе. Дороти, твой чемодан в вестибюле. О том, как устроить тебя на ночь, поговорим за ужином. – Она поворачивается к двери, потом добавляет: – Едим мы строго в определенное время. Завтрак в восемь, обед в двенадцать, ужин в шесть. Никаких перекусов между приемами пищи. Самодисциплина – важнейшее качество для любой молодой барышни.

Как только миссис Бирн выходит, Мэри дергает головой в мою сторону и говорит:

– Давай шевелись. Мне весь день с тобой, что ли, возиться?

Я кротко подхожу, встаю с ней рядом.

– Про шитье что знаешь?

– Я помогала маме штопать.

– А на машинке пробовала?

– Никогда.

Она хмурится:

– А миссис Бирн это знает?

– Она меня не спрашивала.

Мэри вздыхает с неприкрытым раздражением:

– Не думала, что придется учить тебя с нуля.

– Я быстро схватываю.

– Надеюсь. – Мэри поднимает со стола кусок кальки. – Вот выкройка. Слышала такое слово?

Я киваю, а Мэри продолжает описывать, что именно мне предстоит делать. Следующие несколько часов я занимаюсь тем, чем остальным заниматься недосуг: распарываю, сметываю, подметаю, собираю булавки, втыкаю их в подушки. То и дело колю пальцы – приходится следить, чтобы кровь не попала на ткань.

Женщины коротают время, переговариваясь, иногда напевая. Но по большей части все молчат.

Через некоторое время я говорю:

– Простите, мне нужно в уборную. Не скажете, где она?

Фанни поднимает голову.

– Отведу-ка я ее. Дам пальцам роздых. – Она с усилием встает и двигается к двери. Вслед за ней я иду по коридору, через просторную, опрятную кухню, потом выхожу в заднюю дверь. – Вот наш нужник. Смотри, чтобы миссис Бирн не застукала тебя в уборной, что в доме, – греха не оберешься.

«Греха» она произносит как «хреха».

На заднем дворе, поросшем редкой травкой – будто кустики волос на лысеющей голове, – стоит дряхлая серая постройка с прорезью в двери. Фанни кивает на нее:

– Я тебя подожду.

– Спасибо, это не обязательно.

– Чем дольше ты там просидишь, тем больше роздыху моим пальцам.

Внутри гуляют сквозняки; через прорезь видно полоску дневного света. Черный стульчак, местами протертый до дерева, лежит посередине грубо обтесанной скамьи. С ролика на стене свисают полоски газетной бумаги. Я прекрасно помню нужник за нашим домиком в Кинваре, так что запах меня не смущает, а вот стульчак совсем холодный. Каково тут будет в метель? Наверное, как сейчас, только еще хуже.

Закончив, я открываю дверь, одергиваю платье.

– Экая тощенькая, аж жаль берет, – говорит Фанни. – Оголодала, поди.

У нее выходит «охолодала».

Она права. В желудке совсем пусто.

– Немного, – сознаюсь я.

Лицо у Фанни все в складках и морщинах, но глаза яркие. Мне трудно сказать, сколько ей лет, семьдесят или сто. На ней симпатичное красное платье в цветочек, со сборчатым лифом – интересно, это она сама сшила, гадаю я.

– Миссис Бирн нас за обедом не балует, но тебе, небось, и столько сегодня не перепало. – Она лезет в карман платья, вытаскивает блестящее яблочко. – Я обычно сберегаю малость на потом, вдруг понадобится. А так у нее холодильник-то на замке.

– Да ну! – удивляюсь я.

– Вот и не ну. Говорит, нечего нам в нем шарить без ее разрешения. А мне все равно удается урвать кусочек.

Она протягивает мне яблоко.

– Я не могу…

– Давай-давай. Учись брать, когда дают от чистого сердца.

Запах у яблока такой свежий и сладкий, что слюнки текут.

– Лучше съешь тут, а вернемся после. – Фанни бросает взгляд на дверь дома, на окна второго этажа. – И вообще, давай-ка обратно в нужник.