Книга По метеоусловиям Таймыра - Виктор Кустов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А если вы, напоминаю: чистосердечное признание облегчит наказание…
– Не в чем признаваться, – сказал Мокин.
– Хорошо, – после паузы произнёс Крюк. – Значит, Зотов ночью выходил и некоторое время отсутствовал. Мелкокалиберную винтовку он брал с собой?
– Откуда я знаю? Винтовка его, он и распоряжается.
– И вы не видели?
– Не видел.
– А как относился Зотов к Ляхову?
– Плохо… Не любили они, значит, друг друга. А почему, не могу сказать, не знаю, не интересовался.
– А что произошло вечером?
– Вечером?.. А что произошло?
– Что вам сказал Зотов в столовой?
– А, в столовой… Поругались они в тот вечер с Ляховым, вот Зотов и сказал об этом.
Мокин помолчал, потом добавил:
– А ещё он сгоряча сказал, что не жить кому-то из них.
– Именно так и сказал?
– Да.
Крюк вспомнил, что ему говорил Правдоискатель о ночном крике, и неожиданно для самого себя спросил:
– Мокин, а почему ваша жена ночью плакала?
Мокин поднял на следователя глаза, Крюку показалось, что тот улыбается.
– Семейное это дело… Ударил я её тогда. Баба есть баба, поучил малость.
– За что же?
– Так за что мужик бабу учит… Ужин не понравился, значит, или обхождение, или глянет не так… Это, товарищ следователь, самое сложное, значит, дело, семейная жизнь. Тут всякое бывает… Вот вы говорили, что моя жена вроде с Ляховым… А теперь, значит, представьте себя на моём месте, что бы вы сделали?.. Я вот бабу побил. Чтобы разговоров таких не было. Может, и не виновата, а разговоры, значит, идут, надо что-то делать…
– А Ляхова не убивали?
– Что мне грех на душу брать…
– Идите.
Мокин вышел.
В окне мелькнул Петухов, постучал.
– Можно, – улыбнулся Крюк. – Хозяину всегда можно, что вы так робко, Иван Петрович.
– Да вас разве поймёшь, то одно, то другое… У Мокиной я был. Заходил к ней Устин, ненадолго. Плачет баба, бил он её…
– Может, вызвать, допросить? – неожиданно для себя спросил Крюк.
– Сейчас не надо, – покачал головой Петухов. – Истерика у неё. Пускай успокоится. Да и вам отдохнуть надо, вон уже ночь на излёте, солнце поднимается.
Крюк посмотрел в окно: действительно, уже начинался серый рассвет. Он выключил лампу, потянулся.
– Может, вздремнёте часик? – пожалел его Петухов.
– Надо ещё Зотова допросить, а потом уже передохну…
– Ну как? – полюбопытствовал Петухов.
Крюк опять улыбнулся, так наивно прозвучал вопрос мастера, покачал головой.
– Да, это дело такое, – задумчиво произнёс Петухов. – Я вот и так и сяк кручу. Женька вот мог убить, были у них всякие вопросы. У Устина с жинкой не всё ясно. Коробов, тот не мог… хотя и мог… Студент вот, и тот мог бы, да пацан ещё…
– Ну, вы мне сейчас наговорите, что я совсем запутаюсь, – засмеялся Крюк. – Давайте лучше Зотова ко мне…
– Что вы делали ночью, когда ушёл с буровой Ляхов?
– Что я делал, гражданин следователь? Ночью спят обычно, я вот тоже это делал.
– Я спрашиваю, Зотов, вы ночью выходили на улицу?
– Выходил?.. Ну, если и выходил, так по нужде, больше мне незачем.
– Странная ночь у вас была, не правда ли… Сначала Мокин гуляет, потом вы, затем опять Мокин…
– У каждого свои дела, начальник, Мокин к жене ходил, а вот во второй раз чтобы он выходил, я не помню, говорить не буду, так и запишите, а то ведь так человека и под срок подведу. Я ваши вопросики знаю, гражданин следователь, они всегда со смыслом. Не видел я, чтобы выходил Мокин, точка.
– А вы куда выходили?
– Я уже говорил, по нужде выходил, по большой, недалеко от вагончика, знаете, где у нас сортир?..
– Вы мне про сортир не рассказывайте, я спрашиваю, Зотов, зачем вы винтовочку с собой взяли, между прочим, не зарегистрированную, которую я у вас и конфискую, да ещё, если желаете, срок выпишу…
– Ах, вот оно что… Выходит, всё знает гражданин следователь. Всё про всех. Я вот в который раз с вашим братом встречаюсь, а удивляться не перестаю, вроде такие же люди, как и все, а ведь в такие дыры нос засунут… Нет, вы не примите это на свой счет, это я образно, у меня к вашей должности особое почтение. Так вот по существу: было дело, проснулся я ночью оттого, что приснилось, будто глухарь на сосне, что возле сортира, сидит. Нелепый сон, конечно, но вот как живой сидит и глазами вращает… Вот я и проснулся от такой наглости. Проснулся и думаю, а вдруг сон в руку, прихватил мелкашку да и вышел. И, между прочим, эту самую мелкашку я нашёл… В тайге кто-то потерял…
– И был глухарь?
– Не было… Не было, гражданин начальник, обманул сон.
– Не было… И про винтовку складно… Может, что-нибудь ещё расскажете… из серии снов?
– Да уж что рассказывать… Я ведь знаю, что с вами шутить нельзя, догадываюсь – дело шьёте, начальник, в тяжеловесы пишете: винтовка моя, ночью выходил, знаете, что вечером с Ляховым поругался, угрожал ему… Знаю, гражданин следователь, вашу логику и что за штука неопровержимость фактов, знаю, учёный… Так я вам так скажу, Ляхова мог убить и я, паскуда он, а не человек, мог, но не успел.
– А всё-таки могли, Зотов. И как язык поворачивается сознаваться в этом…
– Так люди-то разные, гражданин начальник. Такого, как Ляхов был, не жалко. Вы вот тут день всего и думаете: вам все всё рассказывают. Как бы не так. Никому не хочется душу перед милицией распахивать. Я лично к вам за защитой не пойду.
– А вы за всех не говорите.
– Ладно, не за всех, за себя только. Так вот, сказал вам Устин, как зубами по ночам скрипит и не знает, что делать: жена его глаз с Ляхова не спускает. А им, между прочим, каждую вахту вместе на буровой быть приходится. Да я бы на его месте давно уже что-нибудь Ляхову на голову опустил… Или тот же Коробов. Мужик правильный вроде, а вот есть в нём червоточинка, по-вашему если говорить, а такие в одной стае вдвоём не летают, не могут… Правдоискатель – праведник у нас, да и тот порой так на Ляхова глядел, что впору было дуэльные пистолеты подавать…
– Грамотный ты, Зотов, слушаю тебя и удивляюсь: работаешь помбуром, а говоришь, словно вуз гуманитарный закончил…
– Чего не было, того не было. Только я ведь, гражданин начальник, отдыхал долго, там и почитал книжек.
– Знаю, что за отдых был. Но давай ближе, по существу. Значит, Ляхова ты не убивал?
– Нет.
– Вот видишь как, Зотов. По-твоему, все люди честные, правильные, кроме Ляхова, а его вот убили, и никто не сознаётся. Почему бы не признаться, не облегчить свою участь?