Книга По метеоусловиям Таймыра - Виктор Кустов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Коробов улыбнулся и подумал, что улыбка эта сейчас не к месту.
– Угрожал он вам?
– Нет, этого не было.
– Что вы знаете о его отношениях с другими, например… – Крюк заглянул в лист, лежащий в стороне, – с помощником бурильщика Устином Мокиным?
– Вроде бы нормально жили, ничего не замечал… Вот только недели три как… да, точно, пару заездок назад, зашёл я в вагончик, они вдвоём там были, и похоже, ругались.
– Почему вы так думаете?
– Я вошёл, Ляхов стоял ко мне спиной, а Устин, то есть Мокин, возле окна, и глаза у него такие были… знаете, злые… Ляхов обернулся и крикнул что-то вроде того, чтобы не мешали, потом увидел, что это я – а мне Устин нужен был, насос мы тогда ремонтировали, а ключи он куда-то спрятал, – увидел меня и сам вышел из вагончика.
– И вы не знаете, что произошло между ними?
Коробов покачал головой.
Крюк отпил ещё глоток из закопчённой кружки, служившей Петухову не на одной рыбалке и охоте, поморщился от горечи, разлившейся во рту. Может быть, всё бросить, думал он, не зная, о чём ещё спрашивать, не видя ни одного факта, за который можно было бы зацепиться.
Несколько часов назад казалось, что всё будет просто, нужно только найти человека, с которым Ляхов был в плохих отношениях, но выяснилось, что проще было бы найти человека, у которого отношения с убитым были хорошие.
И вдруг он поймал себя на мысли, которая отбирала последнюю надежду: а если Ляхова убил кто-то, не имеющий никакого отношения к буровой? Дорога рядом, лесовозы…
– Может, кто приходил к Ляхову? Были в эти дни на буровой посторонние?
– Нет, не видел. Не было точно, иначе ребята сказали бы, тут ведь все на виду, тем более новый человек.
– Лесовозы часто ходят по дороге?
– Сейчас нечасто, машин пять – семь в день. Ночью пореже. – И, догадываясь, что интересует следователя, Коробов добавил: – Но они к нам на буровую обычно не заходят, мимо гонят, спешат. Если только кто поломается или что-нибудь понадобится… Только такого давно не случалось.
Коробов молчал.
Молчал и Крюк. Он не знал, о чём ещё спросить бурильщика, в то время как Коробова так и подмывало рассказать о том, что он знал. Но Петухов прав, надо ли ворошить весь мусор, кому от этого будет лучше. Ну, найдут убийцу, им окажется кто-нибудь из тех, с кем проработал плечом к плечу не один год, кого знаешь до кончиков ногтей, и уверен, что не из подлости и корысти поднял тот руку, не звериная это натура продиктовала… Вот почему ему, Коробову, совсем не жалко Ляхова. Вернее, жалко, но как-то легко, больше от странности, что того больше нет, вообще нет такого человека. Сам факт небытия его, в то время как ты живёшь, вызывает жалость к погибшему…
Хотя, какая ерунда приходит в голову, человека-то нет…
– Товарищ следователь, может, это никакого отношения не имеет, но последнее время не совсем ладно было между Ляховым и Мокиным. Утверждать не могу, но вроде жена Мокина к Ляхову что-то испытывала…
– Они были близки?
– Этого не знаю. Может, зря сказал, но вот сказал уж…
– Я вас понял, товарищ Коробов, – сказал Крюк, делая пометку на листе. – Спасибо. И пригласите ко мне, пожалуйста, вашего верхового…
Допрос Лёши Правдоискателя и студента ничего нового не дал.
Оставшись один, Крюк набросал на листке схему своей версии. Получалось, что, если отбросить возможность убийства посторонним человеком, наиболее подозрительны две фигуры: Устин Мокин, который мог столкнуться с Ляховым из-за жены, хотя, кроме Коробова, никто этого не подтвердил и неясно было, как и когда могли встретиться Мокин и Ляхов, если первый был всё время на буровой и даже ночью заходил в дизельное помещение, а второй ушёл до конца смены. Петухов говорит, что он возвращался в два часа ночи. Мокин поднимался на буровую под утро. Где он был эти два часа, нужно было выяснить.
Вторым подозреваемым был Зотов. Бывший уголовник, вспыльчив, частенько сталкивался с Ляховым. Запрос на него Крюк уже заготовил и собирался передать утром по рации.
И ещё Цыганок.
Если убийство произошло ночью, то у Цыганка полнейшее алиби, а если нет, то он тоже попадал в число подозреваемых. Но его Крюк решил пока не допрашивать.
Не стал он вызывать и жену Мокина, попросил Петухова осторожно выяснить, ночевал ли в ту ночь у неё муж, и вызвал на допрос Мокина.
Мокин вошёл, поздоровался, подождав приглашения, опустился на стул. Некоторое время Крюк молчал, разглядывая его. Был Мокин широк в плечах, флегматичен. Тяжеловатое лицо казалось длинным из-за глубоких складок. Кожа коричневатого цвета, обычно такой она бывает у людей, много времени проводящих на улице. Глаза тёмные, цепкие. Крюк перевёл взгляд на руки: они спокойно лежали на коленях, крупные, согнутые в пальцах руки с пятнышками несмываемой металлической пыли.
– Что вы делали в ту ночь, когда Ляхов ушёл с буровой? – задал первый вопрос Крюк.
Мокин помолчал, медленно, взвешивая каждое слово, начал рассказывать.
– Когда Ляхов, значит, ушёл, мы сдали смену с верховым и пошли в столовую. Там перекусили, потом пошли отдыхать.
Он выжидательно посмотрел на следователя, дескать, что ещё интересует, и Крюк отвернулся к окну, собираясь с мыслями: судя по всему, Мокин сам много говорить не будет.
– Ваша жена работает здесь поварихой?
– Да.
– Вы в ту ночь пошли к ней в вагончик?
– Сначала, значит, я к ней зашёл, ну а потом к себе…
– Долго были у жены?
– Нет, недолго.
– А сколько, не помните?
– Думаю, с полчаса…
– Хорошо, а дальше?
– Пришёл к себе, лёг спать.
– И сразу уснули?
– Нет, не сразу. Сосед мой, Зотов, проснулся, стал курить. Потом, значит, на улицу пошёл. Я уснул, а он вернулся, мелкашку ещё уронил, она загремела, я, значит, проснулся. А потом уже не спалось, пошёл на буровую.
– А Зотов, когда выходил, одевался?
– Не помню… Кажется, сапоги надел и телогрейку, сентябрь же, холодно…
– И долго его не было?
– Этого не могу сказать, уснул, а долго спал или нет, не знаю.
– И на часы не посмотрели?
– А зачем? До утра было ещё далеко, на смену не опаздывал.
– Скажите, Мокин, между вашей женой и Ляховым…
Мокин опустил глаза, на скулах у него заходили желваки, сказал:
– Может, что и было, но это дело уж наше, семейное, мы сами, значит, и разберёмся.
– Дело-то семейное. Только вот Ляхова убили, и может, это сделали именно вы…
– Может, и я, – спокойно согласился Мокин. – А может, кто другой.