Книга Миланская Роза - Звева Казати Модиньяни
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Надоело мне твое лицемерие, — возмутилась она. — А потом, ты и так уже запачкал меня, подтолкнув к браку с Консалво.
При имени ненавистного ему мужа Глории у Риккардо кровь закипела в жилах.
— Я убью его, — выкрикнул он, сжав кулаки.
— Надеюсь, угроза останется на словах, — произнес спокойный голос матери за спиной у Риккардо.
Они даже не заметили, когда в кабинете появилась Роза.
— Да он же ей ребро сломал, — ничего не объясняя, словно Роза слышала весь разговор, сказал Риккардо.
— Только-то? Мог бы натворить чего похуже… Уж ты-то должен это знать, — сурово произнесла Роза.
Она знала — Риккардо человек расчетливый и разумный, но мужчина, охваченный ревностью, не остановится перед преступлением. Она знала, потому что некогда пережила подобное. Кровавая каинова печать уже отметила когда-то семью Дуньяни. Теперь Роза не могла позволить, чтобы подобный страшный груз лег на всех Летициа. То, что случилось однажды, повториться не должно. Роза нажала на кнопку в ручке кресла и подъехала поближе к сыну.
— Когда успокоишься, уладишь дело с Консалво. Он должен исчезнуть из нашей семьи, но приказываю, вреда ему не причинять, — распорядилась Роза. — А теперь нам пора к мессе…
Из капеллы донеслись торжественные звуки органа, и Роза не торопясь направилась на рождественскую мессу.
1906–1912
В золотом свете летнего послеполуденного солнца Роза увидела незнакомца. Он шел по дороге, обсаженной белыми акациями и липами. Силуэт его словно колебался в жарком августовском воздухе, наполненном стрекотанием цикад, жужжанием мух и ароматом полей. Раскаленная почва дышала теплом, а он уверенно шагал по дороге, и фигура его, приближаясь, обретала реальность и четкость.
Роза сидела на корточках, прижавшись к Ивецио, и долго молча разглядывала незнакомца. Когда наконец девочка убедилась, что перед ними действительно не мираж, а человек, она толкнула брата-близнеца локтем.
— Смотри, чужой идет…
Ивецио поднял наголо обритую, как у буддийского монаха, голову, оторвавшись от созерцания оловянных солдатиков, выстроенных в ряд.
— Действительно, чужой, — согласился с сестренкой мальчик, посмотрев на приближавшуюся фигуру.
Ивецио пугливо огляделся, ища защиты. Теперь незнакомец был уже совсем близко: высокий, крепкий молодой человек, он шел бодрым размашистым шагом. В руке путник нес тяжелую, до отказа набитую дорожную сумку.
— Что будем делать? — спросила Роза.
Она совсем не испугалась, напротив, в ней проснулось любопытство.
— Пошли в дом и дверь запрем, — предложил брат, не отрывая глаз от незнакомца.
— А давай узнаем, кто он, — прошептала сестренка.
Широко распахнутыми глазами она следила за человеком на дороге.
— Может, какой-нибудь разбойник, — испуганно проговорил Ивецио и бросился собирать оловянных солдатиков — свое единственное сокровище.
Роза коснулась пухлой загорелой руки брата и возразила:
— Нет, он похож на настоящего синьора. Никакой это не разбойник.
Ивецио, однако, хотелось поскорей спрятаться, правда, он несколько успокоился, разглядев, что на незнакомце — приличный костюм и хорошие туфли.
— Все равно, мы не знаем, кто он, — настаивал мальчик.
— Бродяги так не одеваются, — заметила Роза, проявив практическую сметку и наблюдательность.
— Ну, раз он не бродяга, так, наверное, и не разбойник, — согласился Ивецио, пряча на всякий случай солдатиков подальше.
Дети стояли, прижавшись к стене дома, заложив руки за спину — Роза справа от двери, Ивецио слева. Они стояли и смотрели: в конце концов любопытство победило страх. Встреча с незнакомцем была для них своего рода испытанием на смелость.
В те тяжелые годы всякие подозрительные личности частенько захаживали к Дуньяни. Они искали работу или просили милостыню. Нередко, оглядевшись, возвращались ночью с сообщниками, угоняли скот, крали еду. Роза и Ивецио, младшие дети семьи Дуньяни, владевшей «Фаворитой» — самой крупной фермой в округе, накрепко запомнили слова родителей: «Чужим верить нельзя».
Говорили, что название свое ферма получила по старой харчевне, где когда-то останавливалась Орсола Изимбарди, фаворитка Лодовико Моро, властителя Милана. Сегодня, в жаркий день Феррагосто, на ферме остались только младшие дети да женщины. Все остальные ушли в деревню на праздник Мадонны. Не так уж часто бывали у крестьян праздники, хватило бы пересчитать по пальцам одной руки. Феррагосто был одним из них.
Роза и Ивецио стояли неподвижно, словно охраняя распахнутую дверь в кухню. Вход в кухню, любимое место обитателей дома, прикрывала желто-зеленая, плетенная из пеньки штора, защищая помещение от жары и мух. Крупная, с зеленым отливом муха запуталась в пеньке и билась с металлическим жужжанием, пытаясь освободиться. Мама с бабушкой спали в комнатах наверху, старший брат Пьер Луиджи ушел с отцом в деревню.
Незнакомец подходил все ближе. Он шел, освещенный солнцем, запылившийся, но бодрый и свежий. Юноша остановился перед девочкой, и Роза увидела его открытую улыбку. Ей сразу показалось, что незнакомец станет ее другом. Да, улыбка ей понравилась, и девочка, забыв о наставлениях матери, улыбнулась в ответ.
Молодой человек опустил на землю тяжелую дорожную сумку.
— А вы — близнецы! — звонко воскликнул он, и Роза увидела, что глаза его смеются.
— Да, близнецы, — в один голос откликнулись удивленные брат и сестра.
— Ты Роза, — уверенно заявил молодой человек, показав на девочку пальцем, — а ты — Ивецио, — и он перевел взгляд на мальчика.
Юноша, как и дети, говорил на диалекте, сочно и выразительно, правда, не на чисто миланском. Что-то странное слышалось в его произношении.
— Может, я ошибся? — насмешливо обратился он к детям.
Близнецы взглянули друг на друга, не зная, что ответить. Но, не найдя слов, лишь рассмеялись серебристым смехом, чувствуя себя неловко рядом с этим необычным человеком.
— Так я ошибся? — повторил незнакомец.
— Нет, — покраснев, ответила Роза.
А пришелец смотрел на нее с нежностью. Такую нежность читала она в глазах своего приятеля Клементе. Но Клементе хорошо ее знал, они всегда играли вместе, поэтому Клементе и любил Розу. Неужели этот чужой человек тоже ее любит?
Они так увлеклись, что не обратили внимания, как отодвинулась занавеска, прикрывавшая вход в кухню. На пороге появилась статная фигура матери в темно-зеленом хлопчатобумажном платье, доходившем до носков черных туфель. Большие светлые глаза освещали правильные черты лица, обрамленного тяжелыми каштановыми волосами.