Книга Аппендикс - Александра Петрова

Orê Yeyê ô! О мать, спасибо тебе! – пели сопрано по-итальянски и на йоруба, языке богини рек и женственности Ошум. Когда-то в террейро его впервые услышал маленький Кехинде.

Четыре девичьих голоса, сохраняя дистанцию в полутон, накладывались один на другой. Затем разом вступили струнные. Скрипачом был наш Ангел, на альте играла худая, угловатая девочка с короткими волосами, они падали ей на лицо, но, наверное, она помнила ноты наизусть. За контрабасом был Петрика, король площадей. Когда вступили контральто «Orê Yeyê ô! О мать, спасибо тебе!», я увидела Рокко. Он заметил мой взгляд и качнул головой, что могло означать как «я нашел ее там», так и «ее там нет» или же «любой результат не имеет значения».

На низких тонах и неточно совпадая один с другим в ритме и интонации, мужские голоса гудели:

Ошум была очень красива,Ошум была бурной, бесжалостной,божество рек, Ошум.

Разливаласьзатопляла землиРазрушала мосты

Omiro wanran wanran wanran omi ro!Вода бежит, звучит, как браслеты Ошум!

Omìro wanràn wanràn wanràn, – отвечали им сопрано три раза.

Ритм сменился, он был уже шесть восьмых с синкопическими акцентами и накладывался на четыре четверти ударных. Из середины этой множественной пульсации, похожей на магический племенной танец, выросло сопрано и заговорило соло пьяниссимо:

Ошум была матерью.Нежной, веселой.Ее украшенья из бронзыослепляли.Если нравился кто ей, забирала себе:Женщин прекрасных, детей, мужчин и стадаПо воде, что росла,как желание —ходили круги.Водовороты,воронкиомуты, а потом вдруг прозрачностьзвука,шутка,когда дитя играет лодочкой, сделанной из коры,и отражается.И судьба его вырастает,пока шепчет Ошум.

Нежно звенело сопрано, и в то же время женский хор, каждый голос в своем собственном времени, шептал гласные, а мужские голоса – согласные:

О – и – о – аo – а – е – и – у – и

м – р – н – рв – д – б – ж – тз – в – ч – т

Диего указывал хору лишь когда вступать и заканчивать, но внутри голоса не начинали и не заканчивали все вместе. Это было похоже на неровно оторванную ткань. Мурашки шепчущих звуков со сложным, непредсказуемым ритмом.

На несколько секунд Диего остановил и музыкантов, и хор, а потом четыре женских голоса (два сопрано и два контральто) со сдвигами во времени и в регистре дочитали текст до конца. Он звучал, как будто рождался из сна:

О, великая мать Ошум,если ты вдруг захочешьвозвратить одно тело, жизнь одну,отдать тело,кровь, жизнь,глаза, рот, голосодной из твоих дочерей,одной лишь из многих, но только одной,обещаю тебе подарить множество украшений,лакомств, цветов,обещаю тебе подарить за этосвою жизнь

Аплодисменты Рокко всех рассмешили, но ему не дали времени, потому что вступил Веселин с аккордеоном, началась интерлюдия, которую Диего назвал Дыханием Ошум. Сначала громко дышали только меха, а потом то медленно, с остановками, то стремительно вступила мелодия, а два мужских (тенор и бас) и два женских (сопрано и контральто) голоса заговорили вместе, но опять чуть в различном темпе:

Не пытайтесь забыть меня.

Катюша и Джада переглядывались и вместе сделали мне большие глаза.

Ибо я первая и последняя,почитаемая и презренная,я блудница и святая,я новобрачная и новобрачный.

Все, даже Кармине, стояли не шелохнувшись.

Не глумитесь же надо мнойи не бросайте меня к тем, кто был убит в насилии.Я жалостлива и жестока.

Большой барабан тихо бил каждые пять секунд, гром сердца, подчеркивающий хаотический ритм голосов и аккордеона.

Я та, которая была ненавидима повсеместно,и та, которая была всюду любима.Я та, кого называют Жизнью,и та, кого вы назвали Смертью…

На этот гностический текст – Гром, совершенный ум Диего наткнулся случайно, но с такой точностью, что снова подумал о существовании некоего заданного рисунка с легким, как будто мелом проведенным контуром. Гром, совершенный ум, сочиненный около тысячи семисот лет назад, говорил только что голосом и словами Лавинии.

На последних словах – «и больше не умрут» без паузы вступила скрипка, а за ней – аккордеон. Он играл то же самое, но в обратном направлении, и Флорин вспомнил, как в детстве смотрел на двух змей, ползущих одновременно по спирали. Одна поднималась, другая спускалась.

Четыре женских голоса с четырех различных точек запели, сменяясь, строки первой строфы стихотворения безумного поэта. Началась третья часть.

Мошкара звездсплетения веноставляют тени и светна пластинках гигантского веера

Женский хор сопрано продолжал:

падают парашютывулканы включаютсяпущены в ходу строителя много работы – перебили их контральто и с ними вступили ударныехоть он рассеян и новичок – продолжали сопраноон ошибаетсяредко, но постоянноэто бывает утром и вечером — вступил мужской хор вместе со струнными.

И так они перебивали друг друга и переговаривались, как сомнамбулы. Но вдруг музыка остановилась, голоса проснулись, и совершенно четко четыре женских и четыре мужских голоса произнесли:

Я не звал тебя, странник,бедность – это порок,но я добрый, можешь спать у порога.Если будут объедки,я их дам тебе, только трудись.Выжить – это мой дар и работа,не суди меня, если я выживаю вместо тебя,а не с тобой. Твое тело полно опасностей:рот отнимает еду, кожа – источник бактерий.Ты можешь выпить озеро,и твой запах мне неприятен,твоя речь вызывает во мне тошноту.Лучше я дам своим детям от плодов своих мук,чем тебе.Хочешь быть милым мне, равным мне,так умри, не дыши,можешь оставить имя после себя,я вспомяну о тебе, пока оно не сотрется

Большой барабан три раза ударил фортиссимо.

Теперь можно было хлопать, Диего поклонился и смущенно сказал, что еще не конец, что-то важное должна сказать одна синьора, но сначала он просит внимания еще на пять минут, у его произведения есть четвертая часть, она не закончена, но он хотел бы, чтобы прозвучало хотя бы начало.