Книга Хранитель секретов Борджиа - Хорхе Молист

Жоан наклонился вперед, чтобы увидеть Анну, которая сидела на противоположном конце скамьи. Она тоже посмотрела на него и усилием воли заставила себя улыбнуться. Она была бледна и худа. У Жоана разрывалось сердце, когда он видел ее такой.

– Посадите их вместе, – сказал инквизитор Фелипу.

– Что? – удивился тот.

– Вы рассадили супругов Серра по разным концам скамьи. Я хочу, чтобы они сидели рядом.

– Но они же мужчина и женщина…

– Вот именно, и поэтому они женаты! – презрительно воскликнул епископ Тортосский. – Подчиняйтесь!

Нахмурившись, рассерженный Фелип дал указание судебному исполнителю, и, когда перестановка совершилась, бо́льшая часть людей, собравшихся на площади, разразилась аплодисментами. Это насторожило дознавателя, и он стал внимательно рассматривать пришедших на аутодафе. В глубине площади развевалось знамя Святого Элоя, на нем был черный креп в знак траура, и Фелип разглядел нескольких членов гильдии в их особых фартуках из грубой кожи – таких же прочных, как железные доспехи. Вне всякого сомнения, на их поясах были закреплены молоты. Если они находились здесь в таком виде, это означало, что один из членов их гильдии был несправедливо осужден. И этим человеком был, разумеется, Жоан.

– Что происходит? – спросил он с тревогой в голосе у судебного пристава.

– История этого Жоана Серры, которого чернь считает героем итальянских войн, стала известна в городе, – ответил тот, бросая боязливые взгляды на толпу. – Говорят, что он достойный и мужественный человек, что он ради спасения жены проник в нашу тюрьму и вышел оттуда вместе с ней невредимым и что по этой причине мы приговорили его к смерти через сожжение.

– Этот сброд обожает придумывать разные истории, – пробормотал Фелип.

– Думаю, будет лучше, если мы попросим подкрепления у губернатора, – сказал судебный пристав.

Жоан и Анна взялись за руки и улыбнулись друг другу.

– Я всегда буду любить вас, – сказал он. Счастье переполняло его – они были рядом.

– И я тоже. – Тепло родного тела придавало ей сил.

Солдаты заставили их замолчать и приказали, чтобы они отпустили руки друг друга. Жоан подчинился: он не хотел, чтобы их снова разлучили.

Монах поднялся на амвон и обрушил на слушателей длинную скучную речь. Единственным развлечением для публики стало появление нескольких отрядов солдат короля, прибывших по приказанию губернатора. Они расположились за солдатами инквизиции: копьеносцы сформировали два ряда, а за ними встали еще два ряда арбалетчиков. Жоан снова взял руку жены в свои.

– Вспомните, какими счастливыми мы были, Анна.

– Я очень хорошо помню все, – сказала она, ласково поглаживая его руку. – И не удивляйтесь, если я скажу вам, что все еще счастлива.

Сержант инквизиции заставил их замолчать, и они, умолкнув, мысленно вспоминали те счастливые времена, которые остались в прошлом. Жоан оглядывал толпу, в свою очередь наблюдавшую за ними. Он увидел Бартомеу, своего друга Льюиса и работников книжной лавки, четко различил штандарт святого Элоя и самих Элоев – бородатых членов братства рабочих по металлу, среди которых выделялся его брат Габриэль. Разумеется, он понимал, что они ничего не смогут сделать против королевского войска, но их присутствие смягчало его печаль. Жоан даже не вслушивался в обвинительные приговоры, которые зачитывались его товарищам по несчастью. Но когда Фелип принялся читать последний приговор, его собственный, на площади воцарилось выжидательное молчание.

– Жоан Серра де Льяфранк и его супруга Анна Роч де Серра… – Фелип сделал паузу и сглотнул слюну. Молчание площади стало угрожающим, – приговариваются к сожжению живыми на костре в Эль Каньет за проповедуемую ими ересь, за пренебрежение к святой инквизиции и за печатание и продажу запрещенных книг!

Анна и Жоан обнялись, в толпе раздались возмущенные возгласы, а еле слышные одобрительные хлопки тут же потонули в гневных криках и шиканье. Несколько брошенных камней со стуком ударились о помост инквизиции; по приказу капитана копьеносцы взяли копья наперевес, арбалетчики зарядили свое оружие, и двое из них выстрелили в воздух. Значительное число зрителей разбежались, в ужасе покинув площадь, но ни один из Элоев даже не шевельнулся.

Фелип, как дознаватель инквизиции, передал осужденных капитану королевских войск для приведения приговора в исполнение. Лицо военного было бледным. Он дал знак, и еще несколько отрядов вступили на площадь, чтобы поддержать своих товарищей. По приказу капитана копьеносцы начали вытеснять Элоев, которые отказывались уходить с площади. Когда площадь наконец очистилась, был отдан приказ началу выхода процессии. Она состояла из босых монахов со штандартами и крестом инквизиции, осужденных, связанных между собой веревкой на шее, инквизиторов, государственных чиновников, солдат, несших хворост для разжигания костра, зловещих членов братства Смерти и практически из полноценного войска, готового подавить любую выходку толпы. Под бой барабанов, пронзительно оповещавших о смерти, солдаты расчищали путь, расталкивая собравшееся простонародье, сжимали кольцо вокруг осужденных и шли в хвосте процессии. Шествие направилось в сторону ворот Святого Даниэля. А оттуда путь лежал в Эль Каньет – к позорнейшей из смертей.

Жоан, босой, с большой восковой свечой в руках и веревкой на шее, медленно шел за Анной. Звон соборных колоколов приобрел особый погребальный оттенок – печальный, размеренный, проникающий до глубины души. Жоан знал, что это был Габриэль, ушедший с площади, чтобы попрощаться с ним так, как умел только он, и слезы навернулись ему на глаза. Но не только Жоана тронули до глубины души эти звуки: вложенные в бронзовые колокола чувства его брата проникали в сердца людей. Кто-то крикнул: «Долой инквизицию!», и многие поддержали его; крики повторились, а потом началась толкотня, несколько камней было брошено в сторону монахов. Что-то неумолимо менялось: оскорбления сыпались не на осужденных, как это обычно бывало, а на священнослужителей.

Процессия продолжила свой путь бесчестья – по улице Бория, но уже торопливо, почти бегом. Солдаты тычками подталкивали осужденных, а монахи и представители городских властей ускорили шаг настолько, насколько могли. Никто уже не обращал внимания на такт, задаваемый барабанным боем, а монахи-доминиканцы с опущенными на лица капюшонами и шедшие босиком, как и осужденные, прекратили песнопения и бросились бежать. Солдаты едва сдерживали толпу своими копьями.

– Быстрее! – подстегивал капитан.

– Жоан Серра! – выкрикивали из толпы.

Когда они дошли до ворот Святого Даниэля, то увидели, что они были закрыты и охранялись внушительным отрядом военных. Никому из жителей города не позволялось выходить из города: губернатор приказал закрыть все ворота, через которые можно было проникнуть за его пределы. Солдаты встали строем, защищая процессию от собравшихся граждан, а охранники открыли ворота только для того, чтобы могли пройти солдаты, которые несли хворост. Проходя через ворота, Жоан с печалью в последний раз посмотрел на знамя Святого Элоя, развевавшееся позади тучи солдат. На какой-то миг он взлелеял абсолютно нелепую надежду на то, что члены братства, к которому он когда-то принадлежал, спасут его. Но уже в следующее мгновение сконцентрировался на пути, который ждал его. Пути к костру.