Книга Хроники Заводной Птицы - Харуки Мураками
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сказанное дошло до меня не сразу. В сознании слишком ярко стояли кадры теленовостей, увиденные мною в вестибюле отеля: офис Нобору Ватая на Акасаке, толпа полицейских, центральный вход в больницу, напряженный голос диктора… Но постепенно я объяснил, внушил себе: «То были новости того мира». В реальности, в этом мире, я вовсе не бил его битой. Значит, в реальности не будет никакого полицейского расследования и арестовывать меня никто не будет. У человека случилось кровоизлияние в мозг, у всех на виду. Преступлением здесь и не пахнет. Можно вздохнуть с облегчением. Ведь человек, напавший на Нобору Ватая, о котором говорил диктор по телевизору, походил на меня как две капли воды, а алиби у меня не было.
Между тем, что я забил кого-то в том мире до смерти, и ударом, свалившим Нобору Ватая, определенно должна быть взаимосвязь. Наверняка я убил нечто жившее внутри него или накрепко с ним связанное. И похоже, он предчувствовал это – его все время мучили кошмарные сны. Но то, что я совершил, не лишило его жизни. Он каким-то образом выжил, удержался на самом краю. А нужно было до конца перекрыть ему кислород. Что же будет с Кумико? Неужели, пока он жив, она не сможет вырваться оттуда? Освободиться от его колдовских пут, протянувшихся из мрака забытья?
Вот куда увели меня мои мысли. Сознание постепенно размывалось, тускнело, пока глаза не закрылись и я не погрузился в беспокойный, бессвязный сон. Приснилась Крита Кано – она прижимала к груди ребенка, лица которого видно не было. Короткая прическа, никакой косметики. Крита сказала, что ребенка зовут Корсика и его отец состоит из двух половин. Одна половина – это я, другая – лейтенант Мамия. Она не поехала на Крит и осталась в Японии, чтобы родить и воспитывать ребенка. Недавно обрела новое имя и теперь тихо-мирно живет, выращивая овощи вместе с лейтенантом Мамия где-то в горах, в префектуре Хиросима. Эти новости не вызвали у меня удивления. Все получилось так, как я и предполагал, – во сне, по крайней мере.
– А как дела у Мальты? – спросил я.
Крита Кано не ответила. Лишь с грустью посмотрела на меня и пропала.
* * *
На третий день утром я кое-как самостоятельно поднялся. Ходить еще было тяжело, зато я уже мог понемногу разговаривать. Съел кашу, приготовленную Мускатным Орехом, и немного фруктов.
– Как там мой кот? – спросил я. Этот вопрос давно не давал мне покоя.
– Не волнуйся. Корица о нем не забывает. Каждый день ходит к тебе его кормить, меняет воду. Тебе не о чем беспокоиться. Думай только о себе.
– Когда вы собираетесь избавляться от «резиденции»?
– Поскорее. Как только случай представится. В следующем месяце, пожалуй. Думаю, тебе тоже достанется небольшая сумма. Наверное, придется уступить ее по более низкой цене, чем мы заплатили при покупке, так что денег будет не так много. Ты получишь свою долю суммы, что выплачена в счет погашения ссуды, так что на какое-то время тебе хватит. Поэтому о деньгах можешь особо не волноваться. Ты заслужил их хорошей работой.
– А дом? Под снос?
– Видимо, так. Дом сломают, колодец снова засыпят. Жаль, конечно. Только там вода появилась – и вот вам, пожалуйста. Но в наши дни такие большие старомодные колодцы никому не нужны. Сейчас все бурят скважины, и воду качают электронасосом. Удобно, и места не занимает.
– И будет опять обыкновенный участок земли, без «дома с повешенными». Никакой мистики, – сказал я.
– Может, и так, – отозвалась Мускатный Орех. Помолчала, покусывая губы. – Хотя ни ко мне, ни к тебе это уже не имеет отношения. Согласен? В любом случае, тебе сейчас лучше не забивать голову лишними мыслями и как следует отдохнуть. Подожди, скоро совсем поправишься.
Она показала мне заметку о Нобору Ватая в утреннем номере газеты, которую принесла с собой. Заметка была маленькая. В сознание он не приходил, из Нагасаки его перевезли в Токио, в больницу при медицинском университете, и положили в палату интенсивной терапии. Состояние – прежнее. И все, никаких подробностей. Я тут же подумал о Кумико. Где же она? Мне надо домой! Но я не дойду, сил не хватит.
* * *
На следующее утро я добрался до ванной и впервые за три дня посмотрелся в зеркало. Вид был еще тот. Не человек замученный, а хорошо сохранившийся труп. Рана на щеке, как и говорила Мускатный Орех, умело заштопана – белая нитка аккуратными стежками стягивала ее края. Разрез был сантиметра два в длину и не очень глубокий. Я попробовал скроить гримасу, кожа на щеке натянулась, но боль уже не давала о себе знать. Почистил зубы и принялся за бритье, выбрав электробритву, – уверенности, что мне удастся справиться с обычной бритвой, пока не было. И тут я заметил… Рука, державшая бритву, опустилась, и я еще раз внимательно глянул в зеркало. Пятно исчезло. Щеку он мне рассек с правой стороны. Как раз в том самом месте, где пятно. Рана была, а пятно пропало. Испарилось со щеки без следа.
* * *
На пятую ночь я снова услышал, как вдали зазвенели на санях колокольчики. Было начало третьего. Поднявшись с дивана, я накинул поверх пижамы кардиган и вышел из «примерочной». Миновал кухню и направился в комнатку Корицы; отворил дверь и вошел. Корица опять вызывал меня к компьютеру. Я сел на стул перед монитором и прочитал появившееся на экране сообщение:
Вы получили доступ к программе «Хроники Заводной Птицы».
Выберите документ (1 – 17).
Я щелкнул по номеру 17, и документ открылся.
«Мне о многом надо тебе сказать. Хотя, чтобы выложить все, наверное, понадобится уйма времени – может быть, несколько лет. Мне уже давно надо было перед тобой открыться, но, к сожалению, мужества не хватало. Надеялась: а вдруг обойдется, вдруг не так страшно все окажется. И в результате – этот кошмар для нас с тобой. Это я во всем виновата. Пускаться в объяснения слишком поздно. Времени нет. Поэтому сейчас я хочу сказать тебе только самое главное.
Я должна убить своего брата, Нобору Ватая.
Пойду в палату, где он лежит, и выдерну из розетки штепсель системы жизнеобеспечения. Сестре разрешат подежурить ночью у постели брата вместо сиделки. Они не сразу заметят, что я его отключила. Вчера врач объяснил мне, как эта система работает. Подожду, когда он умрет, а потом сразу сдамся полиции, признаюсь, что сделала это нарочно. Объяснять ничего не буду. Скажу только, что считаю, что поступила правильно. Надо думать, меня тут же арестуют по обвинению в убийстве и будут судить. Набегут журналисты, разговоры пойдут разные – достойная это смерть или нет. Но я буду молчать. Никаких объяснений, никаких оправданий. Просто захотела лишить жизни одного человека – Нобору Ватая – и лишила. Вот и вся правда. Может, меня посадят в тюрьму. Не страшно. Самое страшное для меня уже позади.
* * *
Если бы не ты, я бы давно сошла с ума. Отдалась бы кому-нибудь совершенно чужому и оказалась бы на таком дне, откуда уже не возвращаются. Мой брат, Нобору Ватая, то же самое много лет назад сделал с сестрой, и она наложила на себя руки. Он обесчестил нас обеих. Не над телом надругался, нет. Он сделал еще хуже.
