Книга Просроченное завтра - Ольга Горышина

Он кивнул и перевел взгляд на жену. Снова белая, как смерть.

— Лена, ляг, поспи.

— Не могу.

Она могла, кажется, только плакать. И плакала, отвернувшись к стене. Медсестра отвела Диму в сторону и зашептала:

— Это гормоны, это нормально. Не надо ее успокаивать. Выплачется и ей сразу станет легче.

А ему как быть? Отвернуться к инкубатору и смотреть на свет лампы, пока не появится резь в глазах? Или это все же слезы? И ему тоже можно и нужно плакать? Вдруг станет легче. Как же он ненавидит больницы! Все они одинаковы!

— Лена, билирубин начал падать. Это только время. Пару дней и нас отпустят. Это не смертельно. Степашка здоров. Хватит реветь!

Он сидел рядом с ней в жестком кресле. Вторую кровать трогать запретили. К счастью, второго пациента в палату так и не подселили. Алена ничего не ответила и снова отвернулась.

— Лен, я в Питер звонить не буду. Не хочу головомойки.

— Не звони, — буркнула она.

Среди ночи к ним заявилась новая медсестра и включила свет.

— Вы должны его будить, даже если ребенок спит. Сейчас ему надо есть как можно чаще.

Она вытащила малыша из инкубатора и, закутав в теплую пеленку, понесла к кровати. Дима попытался подняться из кресла, в котором задремал — и разогнуться у него получилось с большим трудом.

— Я теперь буду вас проверять, — сказала медсестра строго, и Дима согласно кивнул.

 — Изверги, — процедил он сквозь зубы, когда они остались в палате втроем. — Поскорей бы домой.

И их действительно отправили следующим вечером восвояси. Дома Дима упал на кровать и закрыл глаза.

— Лена, хорошо, что я не сказал, что приду на работу в понедельник.

— Иди во вторник, — буркнула она и, положив руку поверх малыша, лежащего между ними, закрыла глаза.

— Лена, сегодня уже вторник. Я не могу оставить тебя одну.

— Не оставляй.

— Мне этот инкубатор в кошмарах теперь будет сниться.

— Дима, ты можешь помолчать? Я хочу поспать!

— Извини…

Алена почувствовала его руку поверх своей. Дима искал пальцы, чтобы сжать. Она отдала их ему.

— Мы справимся, веришь? — спросил он.

— Справимся, — ответила она. — Теперь точно справимся.

Она не знала, уснул ли он. Она слушала дыхание сына. Тихое, и только иногда громкое. Желтушки оказалось ей мало — теперь Алена начала бояться, что малыш перестанет дышать. Об этом пишут, так бывает… И ничего не бывает бесследно. Это кара с небес. Кара за то, что она позволяла себе обвинять нерожденного ребенка в своих несчастьях.

Сейчас Алена шептала одними губами молитву, в которой отрекалась от всего. От себя и Стаса. Только бы со Стефаном было все хорошо. Руссков затихарился. Не звонил. Ждал позывных. Может, если позывные так и не раздадутся, он перестанет ждать? Разговора не хотелось — она не сдержится. Она разревется. И он скажет, что она истеричная дура.

Он… Он, который знает, что такое держать на руках мертвого ребенка. Он все равно скажет, что это глупость, это всего лишь обычная желтушка новорожденных и к ним не имеет никакого отношения. Конечно, он это скажет. Он не может ничего почувствовать: он далеко и это не его ребенок.

Алена повела пальцами, чтобы освободить их, но не получилось. Дима тоже не спал и сейчас сжал их еще сильнее и подвинулся ближе к ребенку, чтобы дотянуться второй рукой до головы его матери.

— Лена, спи. Спи, пожалуйста.

Он гладил ее, осторожно, точно ей самой, а не их сыну от роду была всего неделя. Так оно и было… Как у Буратино, мысли у нее сейчас были коротенькими и простыми. Только бы со Степашкой ничего не случилось. А Стас? Да плевать на Стаса… Они расстались еще до Болгарии. Они никогда и не были вместе. To, что случилось в Питере, надо просто забыть. Как сон. Кошмарный или прекрасный, она никогда так и не сумеет, наверное, решить. Она замужем, у нее ребенок. И у этого ребенка фамилия — Думов.

Она не звонила Стасу две недели. За это время на ее телефоне было всего два пропущенных звонка от него. И в почтовом ящике лежала записка — «пришли весточку, матушка», но Алена проигнорировала и ее. Так лучше для них обоих — меньше нервов. Он видел, что она заходила в рабочую программу. Значит, знал, что с ней ничего не случилось. На физическом уровне. На другом он должен догадаться. Не дурак. Хотя в отношениях он полный дурак.

— Лена, в субботу на океан? — спросил Дима в четверг. — Степка еще желтый.

— Хорошо.

Алена решила больше не спорить с мужем ни в чем — даже выбор пляжа оставила за ним. Он хороший отец — ночью, когда малыш не спал, Дима клал его в коляску и катал по салону, пока тот не засыпал, а иногда, когда Степа не успокаивался ни на груди, ни в коляске, перекладывал сына в автокресло и уезжал из дома. Алена стала немного высыпаться, и четвертую неделю согласилась отметить в ресторане.

— О, вас два с половиной человека, — улыбнулась девушка-администратор, провожая их к дальнему столику, подальше от других посетителей.

Нет, их трое. Степка уже настоящий человечек — улыбается им, а не просто так. Стал следить за игрушками на мобиле. Поднимает голову. Растет, как говорится, не по дням, а по часам. Они только успевают его фотографировать — меняется каждый день.

— Не пойму, на кого он похож, — говорила каждая из бабушек и потом выбирала, конечно же, свою сторону.

Но все же Степа больше походил на отца, хотя Дима из вежливости находил в сыне и материнские черты. Наконец они получили по почте свидетельство о рождении, и Дима, точно вспомнив наказ Алены, приколол копию под ту же кнопку, что и свидетельство об окончании родительских курсов.

— Странно, что они везде пишут девичью фамилию матери, — задумчиво выдала Алена, сидя в кабинете мужа на полу вместе со спящим ребенком, лежащем в перекинутом через плечо слинге.

— Что странного? — присел на край стола Дима. — Кто ж знает, сколько мать фамилий за жизнь поменяет. А девичья у нее одна.

Алена тут же спрятала глаза в слинг и поправила ткань кофты, чтобы не лезла в маленький носик. С последней попытки Стаса дозвониться до нее прошла неделя. Кажется, он сдался. В рабочую переписку с ней он не вступил — да, Руссков не мешает бизнес с личным. Никто не мешает, кроме нее, дуры! Поставила крест на почти трех годах работы и поссорилась с единственной подругой ради мужчины, который никогда и не был у нее единственным, а она уж точно не была у него… Даже сейчас.

— Лен, так и будешь сидеть на полу? Давай переложим Степку в кровать?

Дима присел подле нее на корточки и держал тельце сына двумя руками, пока Алена вынимала голову из слинга. Теперь можно было потянуться, пока Дима на цыпочках шел в детскую, чтобы опустить сына в кровать.