Книга Синий краб - Владислав Крапивин

— Это был его друг… А сейчас это его враг. Потому что он не…

— За-тк-нись, — тихо и отчетливо приказал Санька.

Лена взглянула на Лерку. Он по-прежнему стоял ко всем спиной, будто забыл о ребятах. Но была в нем какая-то напряженность.

«Ой, что-то не так», — подумала Лена.

За соснами торопливо и весело заиграл горнист: «Бери ложку, бери бак…»

После обеда Лена заглянула в палату к своим мальчишкам.

Маленький ушастый Колька Шанкевич стоял на спинке кровати и качался, размахивая руками: изображал канатоходца. Санька Щетинников целился в него подушкой. Толстый, стриженный наголо мальчишка, имени которого Лена еще не запомнила, читал в кровати, стоя на четвереньках. Николка Морозиков жевал припасенное от обеда печенье. Пятеро мальчишек в дальнем углу тянули от кровати к кровати тонкие веревочки: видно, устраивали «телефон».

Увидев новую вожатую, канатоходец Колька с грохотом полетел на пол. Пущенная Санькой подушка попала в мальчишку с книгой. Он ткнулся носом в постель и обиженно запыхтел. «Телефонисты» ласточками разлетелись по своим постелям и дружно захрапели.

— Здравствуйте, — дружелюбно сказал Николка Морозиков. — Хочете печенюшек?

— Не хочу. Что за манера жевать в постели!

Николка пожал плечами. Он считал, что такая манера — вполне хорошая.

— Что тут у вас? — продолжала Лена строгим голосом. — Одесский базар? Или кружок акробатики?

— Не… Не кружок, — ощупывая плечо и локоть, сообщил Колька Шанкевич.

— Может быть, площадка молодняка в зоопарке?

«Телефонисты» стали храпеть потише, с интересом прислушиваясь. Но больше ничего занимательного не услышали.

— Ну-ка, укладывайтесь, — сказала Лена. Сказала, впрочем, без особой надежды, что они послушаются.

Но они послушались. Довольно быстро.

— А сказка будет? — спросил Морозиков, съевший печенье.

— Сказка?.. Ну, что ж… Да, но почему здесь не все? В чем дело, братцы?

— Все здесь, — откликнулся Санька. — У нас все. Мы такие хорошие.

— А чья это кровать пустая?

— Да это Лерки… Сакурина, — сказали несколько голосов.

— Ну вот! А говорили «все». Где он, Сакурин?

— Кто ж его знает? — удивился Николка Морозиков. — Да вы рассказывайте. Он придет потом.

— Что значит «потом»? А сейчас он где бродит? Кто ему разрешил?

— Так это же Лерка, — спокойно сказал Санька Щетинников.

Потом Лена часто слышала эти слова: «Так это же Лерка». Но в первый раз они удивили и рассердили ее.

— Вот вам и сказка! — бросила она. — Всем сейчас же спать!

И отправилась на поиски.

В столовой Лерки, конечно, не было. И у качелей не было, и на берегу. Наконец Лена увидела его там, где недавно стреляли, — у сарая.

Лерка стоял, опустив голову, и босой ногой шевелил длинные травинки. Или вспоминал о чем-то, или искал что-то в траве.

Раздражение у Лены растаяло. Лерка показался ей грустным и одиноким.

— Ну… — негромко сказала она. — Что ж ты один? Что ты здесь делаешь?

— Стою, — ответил он, не поднимая головы. У ног его валялся листок с нарисованным «изменником Лотькой».

— Где же твой самострел?

— Отдал, — равнодушно сказал он.

— Кому? — спросила Лена, чтобы как-нибудь продолжить разговор.

— Не знаю.

— Ну и ну! Делал-делал, а потом отдал и не знаешь?

— Ну, не помню. — Лерка поежился, словно от Лены веяло зимним воздухом. Видно, он очень хотел остаться один. Может быть, ему взгрустнулось. Может быть, обидел кто-то, а он из гордости переживает молча. Всякое бывает.

Но переживания — это одно, а тихий час — другое. В тихий час надо спать. Или, по крайней мере, делать вид, что спишь. А то Инна Семеновна заглянет в палату, увидит, что у новенькой вожатой нет на месте одного мальчишки, и будет ему нахлобучка, а Лене, наверное, выговор.

— Спать ведь надо, — осторожно заметила Лена. А Лерка коротко вздернул острые плечики. И это было понятнее слов.

«Всегда одно и то же, — молча говорил он. — Надо спать! Это вам надо, чтобы я спал. А мне не надо.»

Лена про себя вздохнула от нерешительности. Конечно, можно было прикрикнуть: «Ну-ка, марш в спальню! Тебя режим не касается?!» Но Лена этого не могла. Ей казалось, что тогда в Лерке что-то надломится. Хрустнет, как реечка в легкой модели планера. И после этого он совсем никому не будет улыбаться.

И все же она сказала настойчивей:

— Ну, Сакурин… Ну, все-таки ведь пора…

— Ты иди, — откликнулся он не глядя. — Я потом приду.

Ничего себе! «Потом»! Это когда же, интересно?

— Ты фокусник, — с досадой сказала Лена. — Есть у тебя совесть? Мне ведь тоже надо отдохнуть.

— Ну, отдыхай, — сказал он. И это была не насмешка. Кажется, он даже слегка удивился: «Кто тебе не дает отдыхать?»

Нет, так нельзя! Не стоять же здесь два часа. Лена решительно нагнулась и подхватила Лерку на руки. Она думала, что этот веселый напор сломит наконец Леркину хмурость и он поддастся игре. Взболтнет ногами, засмеется, побрыкается для порядка, а потом уступит ее ласковой силе. Только скажет с напускной сердитостью что-нибудь такое: «Большая на маленького! Справилась, да?»

Лерка не принял игры. Легонький, как пучок тростника, он вдруг затвердел на руках у Лены. Не дернулся, не крикнул, а отчужденно застыл, отвернув лицо. Неприступно и остро торчали согнутые локти и коленки. И Лене даже показалось, что выросли вокруг него невидимые стеклянные шипы, опасные и хрупкие.

Она растерялась. И отпустить Лерку было нельзя теперь — неловко как-то, и нести его, такого злого и стеклянного… Лена понесла. Осторожно, сердито и быстро. Лерка твердо молчал, и она молчала, хотя в голове прыгали разные злые слова.

Рядом с умывальником она опустила Лерку. Он легко распрямился и встал, по-прежнему глядя в сторону.

— Колючка несчастная! — в сердцах сказала Лена. — Умывайся и марш в постель! Ноги вымой, а то как у негра.

Лерка молча загремел умывальником. Видимо, он считал унизительным спорить.

Лена отошла. «Батюшки! — вдруг спохватилась она. — Он ведь босиком! Сейчас с мокрыми ногами по песку да в кровать…» Но возвращаться к Лерке не стала. Не побоялась, а так…

В конце концов, кроме Лерки, у нее было еще двадцать семь человек, и все такие, что не заскучаешь. Один Щетинников чего стоит! Это надо же придумать: соревнования канатоходцев на высоте в три метра! Первый же канатоходец — Вовка Молчун — сорвался после двух шагов, повис на проволоке и завыл: внизу выжидающе качали макушками беспощадные крапивные стебли. Пришлось ловить «артиста» в растянутое одеяло, а Саньке пригрозить исключением из лагеря. Санька и не моргнул! Во-первых, этим ему грозили каждый день, а во-вторых, нет такого закона, чтобы за канатоходные соревнования выгонять человека из лагеря.