Книга Слуга Империи - Раймонд Фейст

— Если ты собираешься тренировать юного воина, кто-то должен при этом присутствовать и удостовериться, что урок пошел на пользу.

Кевин беззаботно ухмыльнулся:

— Хромой хромого ведет? — Он покосился на Айяки, взъерошил темные волосы мальчика и засмеялся. — Что скажешь, тигренок, насчет того, чтобы разбить в честном бою двух стариков?

Айяки выразил согласие воинственным кличем Акомы, — что вызвало у слуг, оказавшихся в пределах слышимости, желание унести ноги как можно дальше.

Этот вопль донесся и до тихого уголка сада цветов кекали: именно туда направилась Мара, покинув Кевина. Уголки ее рта дрогнули в едва различимой улыбке, которая очень скоро улетучилась. Солнце палило, высасывая жизнь и краски поляны. В ослепительном свете кусты казались серыми; и листья, и лепестки темно-синих цветов поблекли от жары. Мара расхаживала по дорожкам, теребя пальцами траурную красную бахрому на своей одежде. У нее было такое ощущение, как будто где-то здесь, совсем рядом, незримо присутствует дух Накойи. Дочь моего сердца, — слышался ей голос старой женщины, — ты безрассудна и трижды об этом пожалеешь, если будешь упорствовать в своем нелепом капризе зачать ребенка от Кевина. В любой день можно ожидать гонца от брачного посредника, и тебе станет известен ответ Камацу Шиндзаваи. Осмелишься ли ты вступить в брачный союз с отпрыском уважаемой семьи, если будешь носить под сердцем дитя,. зачатое от раба? Выбрать такой путь — значит запятнать имя Акомы несмываемым позором!

— Будет у меня ребенок или нет, я скажу Хокану правду. Обманывать его я не стану, — прервала Мара воображаемый голос.

Она разминулась с работником, который расчищал газон, сгребая в кучи засохшую траву, и бесцельно двинулась по другой тропинке. Оставшийся у нее за спиной работник отложил грабли и последовал за ней.

— Госпожа, — раздался сзади мягкий, как бархат, голос.

У Мары екнуло сердце. Кровь застыла у нее в жилах; но когда она медленно обернулась, тут уж ее бросило в жар. Работник в выгоревшей на солнце рубахе оказался не кем иным, как Аракаси… и он приближался к ней с кинжалом в руке. Она уже была готова позвать на помощь, когда он повергся ниц на посыпанную гравием дорожку и протянул кинжал рукояткой вперед.

— Госпожа, — заговорил Аракаси, — я умоляю тебя о милости: позволь мне оборвать свою жизнь с помощью этого кинжала.

Мара невольно отступила назад.

— Некоторые поговаривают, что ты меня предал, — выпалила она, не подумав. Такие слова звучали как грубое обвинение.

Казалось, Аракаси слегка вздрогнул.

— Нет, госпожа, этого быть не могло. — Он замолчал, затем добавил с бесконечной болью в голосе:

— Но из-за моего промаха случилась беда. — Он страшно исхудал. Одежда садового работника нелепо висела у него на плечах, а руки были истерты, как старый пергамент. Но его пальцы не дрожали.

Внезапно Маре отчаянно захотелось спрятаться в тень… или любым иным способом избавиться от сжигающих лучей солнца.

— А я так доверяла тебе.

Ни один мускул не дрогнул у Аракаси, но, казалось, пропали куда-то все его уловки, маски и обманные трюки. Он выглядел как всякий слуга — изнуренным, бесхитростным и беззащитным. Мара никогда прежде не замечала, какие костлявые у него запястья. Когда Аракаси заговорил, его голос выдавал такую же опустошенность, как и лицо:

— Пятеро наших шпионов, состоявших на службе в доме Минванаби, мертвы. Они были убиты по моему приказу, и наемник из Братства Камои, которому это было поручено, принес мне их головы в доказательство, что работа выполнена. Одиннадцать связных, которые передавали донесения из провинции Шетак, также расстались с жизнью. Этих людей я убил собственной рукой, госпожа. Теперь у тебя нет соглядатаев в доме твоего врага, но и у Тасайо также не остается никакой ниточки, за которую он сумел бы ухватиться. Нельзя было допускать ни малейшей возможности, чтобы хоть один человек в случае провала мог предать тебя под пытками, и поэтому нельзя было ни одного из них оставить в живых. Я снова умоляю разрешить мне самому искупить вину. Дай мне дозволение принять смерть от клинка.

Аракаси не надеялся, что она согласится на его просьбу. Он служил Акоме не по праву рождения: когда Мара рискнула принять его присягу на верность, он был всего лишь одним из серых воинов — изгоев Империи.

Мара опять сделала шаг назад и, натолкнувшись на каменную скамью, почти упала на нее. Это неожиданное движение привлекло внимание часовых, и несколько воинов подбежали посмотреть, что происходит. Офицер, который был у них за старшего, увидел слугу, распростертого у ног госпожи, и узнал в нем мастера тайного знания. По сигналу командира весь его маленький отряд бегом бросился к цветнику. Солдаты схватили Аракаси за локти, рывком поставили его на ноги и крепко связали; все это заняло у них меньше минуты, после чего командир патруля деловито спросил:

— Госпожа, как прикажешь поступить с этим человеком?

Мара не спешила отвечать. Она заметила, что воины обращались со своим пленником весьма осторожно, словно он источал яд или от него можно было ожидать опасного подвоха — даже сейчас. От пристального взгляда властительницы не укрылось ни выражение спокойной безнадежности на лице Арака-си, ни темные круги под ввалившимися глазами. За этим безрадостным фасадом уже не таились никакие секреты. Можно было подумать, что солдаты удерживают лишь пустую оболочку мастера, которую покинул его свободный и дерзкий дух. Он обреченно ожидал позорного конца — смерти в петле.

— Отпустите его, — сказала Мара самым будничным тоном.

Солдаты беспрекословно повиновались. Аракаси опустил руки и по привычке одернул рукава. Он стоял со склоненной головой в позе бесконечной покорности. Смотреть на это было больно.

Если он притворялся… нет, даже самый великий артист не смог бы так сыграть эту роль.

Воздух казался тяжелым и вязким, и все затаили дыхание.

— Аракаси, — медленно проговорила Мара, — ты исполнял свои обязанности, как считал нужным. Ты и твоя сеть добывали сведения; ты никогда не ручался за исход событий. На тебя не возлагалась обязанность принимать решения. Я твоя госпожа, и решения принимаю я. Если допущен промах, если из полученных сведений сделан неверный вывод — винить следует только меня, и никого другого. Поэтому тебе не будет позволено умертвить себя кинжалом. Но это не все. Теперь уже я сама прошу прощения за свою позорную провинность… за то, что требую от преданного соратника больше, чем в его силах. Скажи, ты согласен и впредь служить Акоме? Хочешь ли ты и дальше руководить сетью разведки и способствовать гибели властителя Минванаби?

Аракаси медленно выпрямился. С пугающей искренностью вглядываясь в глаза Мары, он, казалось, читал то, что было скрыто в ее душе.

— Ты не похожа на других властителей нашей Империи, — сказал он с вновь появившимися бархатными нотками в голосе. — Если бы я отважился выразить свое мнение, я бы сказал, что ты совсем иная. И это делает тебя опасной.