Книга Земля под ее ногами - Салман Рушди

Инициативу Сайруса с готовностью подхватывают другие. Находящиеся сегодня в фаворе у правительства богочеловеки Улу-Риши и Аурум-Баба заявляют, что бывший индиец, некогда исповедовавший зороастризм, «сейсмопропагандист» Ормус Кама должен понести ответственность за вызывающий землетрясения западный сценарий судного дня; что его песни и шоу представляют собой откровенное покушение на межкулыурную и внутрикультурную стабильность и что поэтому он и его подручные ни при каких обстоятельствах не должны получить разрешение выступать на индийской земле. Через несколько дней после беспрецедентного совместного коммюнике Риши и Баба министр внутренних дел Голматол Дудхвала (чья пилуистская фракция только что согласилась поддержать зыбкую правящую коалицию, пост министра внутренних дел — плата Голматол за поддержку) подтверждает, что всему персоналу группы «VTO», включая и самих членов рок-группы, отказано во въездной визе исходя из общественных интересов, а также и их собственных, потому что в сегодняшней накаленной обстановке их личная безопасность не может быть гарантирована.

Так прошлое тянет за Ормусом свою клешню, хватает его за лодыжку и пытается утащить вниз. После публикации письма Сайруса количество полных злобы писем из Индии множится. Поступают угрозы, но тут нет ничего нового. Многие годы дюжины несостоявшихся Вин еженедельно угрожали убить Ормуса и / или себя за его неспособность полюбить их, за то, что он, по их мнению, морит себя голодной диетой памяти по умершей жене, лишая себя возможности вкусить яств на окружающих его со всех сторон любовных пиршествах. Ормус никогда не воспринимал подобные угрозы всерьез, и, несмотря на озабоченность Клеи Сингх, этот новый Ормус, Ормус в его коконе, странно отсутствующий Ормус, каким он стал с тех пор, как Мира заставила его признать смерть Вины, этот ускользающий, плывущий по жизни Ормус, не реагирует и на эти новые стрелы ненависти с субконтинента. Сингхи тем не менее, по настоянию Клеи, всегда настороже.

Когда новость о запрете на въезд Ормуса в Индию достигает ушей брата и сестры Сангрия в Нью-Йорке, они сразу решают, что Сайрус Кама — это яркая, еще не рассказанная страница истории феномена «VTO», и вылетают в Дели первым же самолетом.

О дни гнева, ночи гнева. Так я думаю о тех двух долгих годах конца, что последовали за тремя смертями Вины Апсары, — как о ночах и днях ярости. О последние, теперь уже минувшие времена.

Я думаю, что в первый раз Вина погибла в бездне, разверзшейся возле виллы «Ураган»; второй раз она умирала медленно, это было тогда, когда мир пытался превратить ее в икону — в Божественную Вину, не поняв ее необычной человечности, пока наконец Клея Сингх не стерла ее голос с автоответчика; а в третий, и последний, раз она умерла, когда Мира Челано, моя любимая, заставила Ормуса Каму, больше всех любившего Вину, произнести слова, которые убили ее безвозвратно. Когда эти слова прозвучали, Ормус понял, что он перерезал последнюю нить, связывавшую его с этим миром, и, утратив радость жизни, стал искать смерти, вглядываясь в лицо каждого встречного, как будто спрашивая: это ты? Пожалуйста, друг, незнакомец, стань тем, кто принесет мне долгожданный дар.

Тур «В царство мертвых» был задуман как гигантский передвижной мемориал, посвященный Вине. Мира больше не имитировала ее образ на сцене, но беззвучные, замедленные кадры с танцующей Виной на гигантском экране начинали и завершали шоу. Это решение было неодобрительно встречено в некоторых странах, оно воспринималось как чрезмерная коммерциализация памяти о недавней святой и даже своего рода как явная попытка заработать наличные, спекулируя на супружеских отношениях с ней, но Ормус оставался глухим ко всем пересудам, он просто улыбался своей спокойной улыбкой и продолжал идти своей дорогой. Человек должен принадлежать чему-то, пусть даже это будет гольф-клуб или собака, а Ормус теперь принадлежал памяти. Его могла ранить только та, которую он потерял; он принадлежал ей и музыке.

Большую часть 1994 и 1995 годов он жил исключительно своими гастролями, этим эрзацем подземного царства со всеми кругами ада, заключенного в гигантском ковчеге самого большого из существующих экранов, с которого ежевечерне в публику летели бесконечным потоком картины рая и ада, и тот и другой — во вполне земных образах: мотели для молодоженов и рекламные огни закусочных, видеомагазины и балетные школы, толпы футбольных фанатов и зоны военных действий, ледовые пустыни и политические митинги, серфинг-пляжи и библиотеки — и каждый должен был сам решать, божественному или инфернальному принадлежат эти образы. Это техно-инферно создала для него дизайнерская команда Макуильяма, но сама концепция принадлежала Ормусу. Выдумав свой мир, он на два года погрузился в его атмосферу. Казалось, что вымышленная вселенная этого шоу парит в воздухе, что это другая реальность на вечер или на пару вечеров соприкасается с землей, чтобы люди могли попасть в нее и от души потанцевать. Добровольно заперев себя в ограниченном континууме рок-н-ролла, Ормус Кама тоже стал неким парящим существом, больше похожим на пришельца из другого мира, чем на человека, он больше был артистом, чем самим собой.

Он перемещался из отелей, целые этажи которых ради него очищали от всех излишеств и превращали в белые пустыни, где стояли белые рояли, располагались аудио- и видеолаборатории и старинные тосканские хлебопекарни, в лимузинах, окна которых были затемнены не для того, чтобы люди туда не заглядывали, а для того, чтобы нельзя было увидеть то, что творится снаружи, на стадионы, которые повсюду были одинаковы, в какой бы точке земного шара Ормус ни находился; только в этой иллюзии пространства он был способен существовать. Когда подходило время лететь на принадлежащем «VTO» специально переоборудованном «Боинге-747», он принимал снотворное и спал до тех пор, пока снова не приходило время переместиться в закрытый мир лимузина, в белые комнаты отеля и декорации подземного царства, единственного места на земле, где ему хотелось пребывать.

Это выглядело так, будто шоу стояло на месте, а мир за пределами стадиона бежал мимо, как будто шоу было константой, а человеческая жизнь — вещью преходящей, как будто это всегда был один и тот же стадион, и лимузин был один и тот же, и за рулем всегда сидел Уилл Сингх, а рядом с Ормусом — Клея Сингх; арендуемый этаж отеля, где он проводил все свое время между выступлениями, выпекая и поедая хлеб, всегда был одним и тем же, а города за его окнами проносились мимо, как страны на верхушке Дальнего Дерева.

Рио, Сидней, Лондон, Гонконг, Лос-Анджелес, Пекин — все эти города были ненастоящими. Запрет на въезд в Индию не имел значения, потому что Индия была ненастоящей, это была просто еще одна транзитная зона. Изменение цвета кожи и расы людей в толпе, череда знаменитостей, приходивших к нему за кулисы выпить и отведать его домашнего хлеба, местные герои и спонсоры тура, журнальные красотки, вежливо откусывавшие от его булочек и лгавшие по поводу того, как он замечательно выглядит, — все это не имело никакого значения, потому что все это тоже была иллюзия. Только шоу было реальным. Шоу, музыка были его домом. Космос за их пределами был фальшивкой.

Он жил в своем воображаемом мире, в том, который он создал из ничего, в мире, которого до него не было и быть не могло и который без него существовать не будет. Теперь, когда этот мир был создан, он сам существовал только внутри него, на его территории, не доверяя никакой другой земле.