Книга Метресса фаворита. Плеть государева - Юлия Андреева

Ладный лакей быстро расставлял на скатерти тарелки. В отличие от Петрушки и Дуняшки, чувствовалось, что этот своё дело знал отменно. Должно быть, фон Фрикен арестовал только прислугу Шумской, люди же графа, просто не поспевали теперь обслуживать два особняка и всех некстати съехавшихся гостей.

— Поступил в полк три года назад и уже много собрал материала и по военным поселениям, и по…

За три года и не выбился в прапорщики?! Это говорило о многом. Во всяком случае, не добавляло очков рыжему литератору. Псковитинов не слушал, наблюдая, как миловидная девушка в простом немецком платье колдует над славно пахнущим рыбой супом в белой с золотом супнице: раз — и перед Псковитиновым, словно сама собой, образовалась изящная тарелка, по золотую полоску наполненная стерляжьей ухой с налимом и молоками. Впрочем, эту информацию сообщила та же девушка. Точно такую же порцию получил сидящий напротив Псковитинова офицер с щегольскими усами. Девица выглянула в окно и, должно быть, приметив новых гостей, достала из буфета дополнительные тарелки. Скорее всего, она была приставлена только к этому супу. Вместо хлеба к ухе был подан длинный расстегай с сомовым плёсом.

Другие слуги поставили на стол пару бутылок бордо, графинчик анисовой водки и излюбленный напиток самого Псковитинова — вино мадера в приметной бутылочке тёмного стекла. Специально или случайно, но, налив Александру Ивановичу первому, бутылочка «обошла» желающих и, ополовиненная, вернулась к нему же. Псковитинов принюхался к напитку, повертел вино в бокале, посмотрел на свет, пригубил. Несомненно, это была подлинная мадера, а не дешёвая подделка. Если аналогичная бутылочка окажется вечером в его личных апартаментах, можно будет заключить, что кто-то в доме наводил о нём справки и теперь, имея представления о вкусах гостя, желает сделать приятное. С другой стороны, напиток решительно не подходил к рыбе, из чего следователь сделал вывод, что приказавший угостить его мадерой доброхот в данный момент в столовой не присутствует.

— Молодцы, что не церемонитесь и начали без нас. — Едва войдя в гостиную, Миллер устало опустился на стул рядом с Псковитиновым, положив на скатерть карманные томпаковые часы. Перед ним тут же была поставлена тарелка с супом, и лакей внёс поднос, на котором возлежал поросёнок с хреном.

В гостиную ввалились фон Фрикен в окружение пятерых офицеров, среди которых следователь сразу же приметил своих адъютантов. Кстати, с последними следовало хотя бы познакомиться.

— Ещё в день убийства Алексей Андреевич отписал местному протоиерею сельской церкви Николаю Степановичу Ильинскому, чтобы тот подготовил всё, что нужно для похорон, возле храмового алтаря, — чтобы не подслушали слуги, Миллер говорил на французском.

— Ильинскому? Это которого он проклинал, что ли? — догадался Псковитинов.

— Ему, — кивнул доктор, с удовольствием поглощая жирный рыбный суп. — Мелкий протоиерей, что он может против Аракчеева? Другой бы поклонился и выполнил, что требуется, а этот, вишь ты, не посмел церковь-то осквернить. В тот же день написал письмо преосвященному Моисею, викарию Новгородскому, с просьбой разъяснить, как ему следует поступить с приказом его сиятельства, исполнять али нет? Письмо, понятное дело, снёс на почту, а там его уже и перехватили, к Аракчееву доставили. Теперь Ильинский — личный враг Алексея Андреевича. Монашек, которого, вы изволили наблюдать, прогонял от себя его сиятельство, был посланцем этого самого Ильинского.

«Так, значит, теперь её не похоронят?» — раздумывал о своём Псковитинов. Выходило совсем неплохо, если бы Пётр Корытников застал тело и ещё раз поглядел на ранения, вполне вероятно, что он составил бы собственное мнение, отыскав нечто незамеченное самим Александром Ивановичем.

— Похоронят, да хоть архимандрит Фотий[54], друг Алексея Андреевича, приедет. Граф только что о нём изволил упомянуть и записку накропал, чтобы поторапливался. Если я правильно понял, он уже в пути, во всяком случае, Фёдор Карлович сейчас отправляет курьера в Новгород, где тот должен перехватить этого самого Фотия и доложить ему о положение дел. Зная его темперамент и служебное рвение, могу предположить, что сей господин станет всю ночь гнать лошадей, так что в самом скором времени мы будем иметь счастье лицезреть сию высокую персону.

— Как считаете, его сиятельство не присоединится к нам? — поинтересовался Псковитинов, оглядывая стол.

— У Алексея Андреевича сильное расстройство всей нервной системы, застой печени и рефлективное страдание сердца. Кроме того, он практически ничего не ест, я с трудом вливаю в него целебные отвары…

После ужина Псковитинов не выдержал и, распустив всех, бросился в спальню, где отослал пытавшегося раздеть его незнакомого слугу и, сняв одежду без посторонней помощи, завалился спать. Последнее, что он вспоминал, ворочаясь на подушках, были имена его адъютантов: Аркадий Белозерский, Николай Кириллов, Семён Медведев, и новый писарь Сергей Алексеев, удивительно, что его-то не признал, сын хороших знакомых, соседей Корытникова. Вроде совсем недавно в коротких штанишках бегал, и вот же… на тебе, быстро растут детишки на чужих-то руках. Повторив имена несколько раз, чтобы точно запомнить, Александр Иванович провалился в тяжёлый сон.

Юноши все, как на подбор, из хороших семей, так что Псковитинов, если прежде и не встречался лично с отобранными для него адъютантами, то, по крайней мере, знал их родителей. Сергей Алексеев, как уже было сказано, являлся ближайшим соседом Корытникова, мало того, по не подтверждённым пока сведениям, вот уже год без малого тайно, ну, так тайно, что все в округе знали, сох по Машеньке.

«Слушаю-с! Готов служить! Приложу все свои силы! Постараюсь! Сделаю всё, что прикажете», все они относились к полку, которым командовал Алексей Андреевич, к полку его имени! Все рвали в бой, мечтая в самом скором времени проявить себя надлежащим образом, схватить удачу за хвост. Так что Псковитинов был почти уверен, что временная работа в качестве его адъютантов для каждого из этих молодцев отличный шанс обратить на себя внимание командования. А значит, и служить они будут не за страх, а за совесть. Невольно вспомнился девиз Аракчеева: «Без лести предан». Хороший девиз!

Глава 7. Тайный визит

Как русский Цинциннат[55], в душе своей спокоен,

Венок гражданский свой повесил он на плуг.

Друг Александра, правды друг.

Нелестный патриот — он вечных бронз достоин!

Что зависть для него? Как мощный исполин,