Книга Ночные тайны - Ганс-Йозеф Ортайль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как знать? Кто может поручиться? Очень может быть, и на то всегда найдутся причины, чтобы один из вас проголосовал за другого или даже за Урсулу.
— Боже мой, Лизель, это же подло, это означает, что двое из нас должны объединиться против третьего.
— Возможно, твой отец именно этого и хотел. Сейчас он ждет от вас твердости. Кто хочет управлять концерном, тот должен уметь добиться этого, даже за счет своих братьев и сестер. Со мной он такой план не обсуждал. Он хочет, чтобы вы сами договорились между собой. Как вы будете это делать, решать вам.
Хойкен отошел от окна, взял стакан и пошел к мойке, чтобы набрать воды. Он выпил ее залпом и поставил стакан на место, затем вышел из кухни, прошел гостиную, открыл стеклянную дверь в сад и сделал несколько шагов. Над парком сеялся мелкий, будто влажная сетка, почти незаметный дождик, но это не заботило Георга, наоборот, дождь должен был охладить его голову. То, что от него требуют обставить своих брата и сестру, чтобы хотя бы один из них не чувствовал себя опозоренным, было не самым страшным. Борьба троих друг с другом — пожалуй, самая тяжелая задача, какую можно перед ними поставить. Фронты могут непрерывно меняться, и соответственно двое будут тайно объединяться против третьего. В таком случае волей-неволей будешь пользоваться наглыми и коварными приемами. Некоторым особо изобретательным методам Хойкен научился на курсах менеджеров в США, где в разделе о стратегии поведения говорилось о тактике ведения войны «чистыми руками».
Он осторожно коснулся дерна на лужайке. Георг никогда бы не поверил, если бы ему сказали, что об этой тактике ему придется когда-нибудь вспомнить. Тогда это показалось бы забавным, но сейчас ему было не до смеха. Он не двинется с места, не обдумав заранее каждый шаг. Плохо только, что все это требуется от него именно сейчас, когда он чувствует себя уже не таким сильным и уверенным, как раньше, и иногда бывает слабым и уступчивым. Внутренний голос подсказывал Георгу, что именно болезнь, сломившая отца, вытащила его из привычного оцепенения. Казалось странным, что этот дом и сад он уже не воспринимает как что-то чужое и ненастоящее. Наоборот, ему вдруг очень захотелось жить в этом доме. Он бы все здесь обновил и изменил. Раньше ни о чем таком Хойкен не думал. Возможно, так он отреагировал на то, что утром место отца оказалось не занятым. Место, которое Георг, не желая сознаться себе в этом, уже давно хотел занять. Он знал, что это зреет в нем, что он неосознанно старается удержать это в своих руках.
Как хотелось ему сразу что-нибудь предпринять! Он снова позвонил в клинику и немного поговорил с Лоебом. Тот, по-видимому, был удовлетворен состоянием отца, но так обильно пересыпал свою речь профессиональными терминами, словно имел дело с иностранцем и должен был произвести впечатление. По крайней мере, профессор разрешил навестить отца завтра утром. В конце разговора Хойкен почувствовал облегчение: сегодня он не должен ехать в клинику еще раз.
Он долго брел под дождем. Сейчас ему нужно было немного тишины, чтобы все, о чем он сегодня узнал, пропустить через себя. Георг хотел побыть один, совершенно один. Было бы прекрасно, если бы он мог уединиться. Войдя в дом, Хойкен остался стоять, поискал на дисплее своего мобильного номер и набрал его.
— У вас есть свободная комната? — спросил он. — Я приеду.
Когда женский голос ответил, что его ждут через двадцать минут, Георг глубоко вздохнул и вошел в дом.
Лизель стояла в гостиной, он видел ее в освещенном окне, пока медленно шел через парк.
— Кристоф звонил, — сказала она. — Он уже пытался найти тебя в офисе. Я должна тебе передать, что завтра он приедет в Кёльн, и Урсула тоже. Он спрашивал, будет ли у тебя время, он приглашает пообедать втроем в ресторане.
Хойкен кивнул, будто ждал именно этого. Дело принимает серьезный оборот. На сцене — чтобы попытать счастья — появляется его жизнерадостный младший брат, а в его кильватере идет Урсула, соображения и планы которой Георг видит насквозь.
— Мы могли бы пообедать у нас, — ответил он спокойно и в ту же минуту представил, как они вместе сидят в столовой дома в Роденкирхене и вяло разговаривают. Кристоф бросит пару язвительных замечаний по поводу кулинарного искусства Клары, Урсула будет его приструнивать и твердить о том, что перед едой следует выпить стакан теплой воды. В этом общении будет что-то неприятное, наигранное. Они будут долго ходить вокруг да около, скрывая желание задать главный вопрос, а потом будет уже слишком поздно для того, чтобы все обсуждать и вдаваться в детали.
— Кристоф настаивает на ресторане, — сказала Лизель. — Он сам подчеркнул, что хочет хорошо поесть и не в домашней обстановке.
— Это на него похоже, — заметил Георг. — «Хорошо и не в домашней обстановке».
— Он передал тебе, что сам зарезервирует места.
— Да, Лизель, хорошо, я понял. Кристоф велит передать, подчеркивает, настаивает, не спросив, разумеется, мнения остальных.
— Кристоф сказал, что Урсула согласна, по-видимому, он ей уже звонил.
— Отлично! Теперь наш младший брат еще заставит нас расположиться в том ресторане, который сам выберет.
Хойкен пошел к гардеробу и взял свое пальто. Когда он вернулся в гостиную, Лизель все еще стояла там. Он удивился, заметив, что глаза ее подозрительно блестят, и понял, как трудно ей было все это время скрывать свои чувства, наверное, теперь у нее нет больше для этого сил. Георг наклонился и поцеловал ее в правую щеку, чувствуя сильный запах супа, как будто он впитался в ее кожу и уже начал там разлагаться.
— Он не умрет, — прошептала Лизель, — я совершенно точно знаю, что он не умрет.
Хойкен выпрямился и стал застегивать пальто.
— Нет, Лизель, — ответил он, — отец не умрет. Конечно, нет.
Он поднял воротник, еще раз обнял женщину, пообещал позвонить на следующий день и вышел из дома.
Через двадцать минут Георг припарковал свою машину возле Рудольф-плац. Дождь все еще моросил. Хойкен прошел метров сто и свернул в узкий извилистый переулок. Он направился к зданию, которое из-за скромной витрины выглядело как маленькая лавка. Здесь был простой, расшатанный прилавок, на котором лежал какой-то товар. Георг открыл узкую дверь и вошел внутрь. Слева, из подвала, куда вели ступеньки, на него пахнуло удушливым паром. Услышав звонок, в прихожей появилась молодая женщина. Хойкен видел ее, он видел ее здесь уже много раз, но не знал, как ее зовут, а она не имела ни малейшего понятия, с кем имеет дело. Женщина была одета в легкие голубые брюки и белую рубашку с очень тонкими бретельками. Ее обнаженные руки и плечи были покрыты сильным ровным загаром, что говорило о том, что она недавно отдыхала где-то на юге. Георг представил ее на пляже, занятую всю первую половину дня одним-единственным коктейлем. Безобидная быстрая рыбка, которая подглядывает из укромного уголка за всеми изо дня в день и ни к кому не идет в сети.
Она слабо улыбнулась ему, пододвинула бланк, и Хойкен подписал его, как всегда, почти не читая о том, что клиент не страдает болезнями сердца, не состоит на учете у врача и не пил сегодня алкоголь в большом количестве. «Вся прелесть, — подумал Георг, — заключается не только в том, что можно вдруг решить позвонить и заскочить сюда просто, безо всяких принадлежностей, но и в том, что здесь можно хорошо укрыться от всех посторонних раздражителей».