Книга Английские короли - Вадим Эрлихман

Сыновья покойного унаследовали его влияние и разделили между собой богатейшие провинции королевства. Тостиг получил Нортумбрию, Гирт — Восточную Англию, Леофвин — Кент и Сассекс, но главенствующее положение занял Гарольд, унаследовавший отцовский титул эрла Уэссекса. Король, подавленный изгнанием любимых нормандцев, погрузился в меланхолию и заботился исключительно о спасении души. Других претендентов на трон на горизонте не наблюдалось. Правда, в 1057 году объявился племянник и тезка Эдуарда, сын короля Эдмунда Железнобокого, но он умер, едва ступив на английскую землю, — похоже, не без посторонней помощи. Его сын Эдгар был еще ребенком, и Гарольду открывалась прямая дорога к трону… если бы не злосчастная клятва в Понтье. Сыну Годвина портили настроение и церковные дела. Взамен изгнанного нормандца он поставил архиепископом англосакса Стиганда, но папа, ревниво оберегавший свое право на инвеституру, отказался утвердить это решение. Недолго думая, Гарольд взял благословение у самозванца-антипапы, что поставило Англию на грань отлучения от церкви. Не все благополучно было и в семье Гарольда — братья не очень-то хотели видеть его королем. Хорошо еще, что на сухопутных и морских границах на время воцарился мир — и скандинавы, и шотландцы, и беспокойные валлийские вожди были заняты внутренними проблемами.

Так обстояли дела в Англии накануне смерти короля Эдуарда. А что же происходило в это время на другом берегу Ла-Манша, в Нормандии? Там укреплял свои позиции герцог Вильгельм. Делать это так долго ему пришлось по одной простой причине — он был незаконнорожденным. То время вообще не отличалось высокой нравственностью, а уж нормандские герцоги выделялись даже на общем фоне. Герцог Рикард I помимо одного законного сына имел пятерых незаконных: всех их он сделал графами, а старшего — даже архиепископом Руана. Его наследник Рикард II сменил трех жен и свято соблюдал право первой ночи на свадьбах своих подданных. Не отставали от него и сыновья — Рикард III и Роберт. Последнему было всего 17 лет, когда он проезжал через Фалез и встретил девушку, стиравшую в речке белье. Ее звали Эрлева или Арлетта, и она-то и стала матерью будущего завоевателя Англии. По слухам, она была дочерью дубильщика кож; точно это не известно, поскольку ее неблагородную родню и близко не подпускали ко двору. Что касается самой Эрлевы, то Роберт тут же усадил ее в седло и увез к себе в замок. В ту же ночь она зачала; по легенде ей приснилось дерево, выросшее из ее тела и покрывшее своей тенью Нормандию и Англию.

О реальной личности матери Вильгельма мы почти ничего не знаем. Лакировщики-хронисты писали, что на самом деле она была дочерью барона и вовсе не стирала белье, а танцевала на дороге, чем и пленила юного принца. Она жила с Робертом до конца его жизни и кроме Вильгельма родила от короля дочь Аделизу, позже ставшую графиней Понтье. Несомненно, что Роберт был привязан к Эрлеве, несмотря на явное неравенство их положения. После его смерти полукоролева, как ее называли острые на язык нормандцы, вышла за барона Эрлуина де Контвиля и родила ему еще двоих детей, сыгравших заметную роль в истории Англии. Это были епископ Байё Одо и Роберт, граф Мортена.

В 1028 году Рикард при неясных обстоятельствах погиб, и Роберт в 18 лет сделался герцогом. Двор его был веселым местом: там всегда находили приют труверы, бродячие циркачи, а также изгнанные из своих владений принцы. Среди последних были английские этелинги Эдуард и Альфред и сам французский король Генрих I, которого прогнал с трона могущественный граф Блуа. Роберт помог ему вернуться к власти, за что Генрих потом не раз платил черной неблагодарностью его сыну. Молодой герцог был человеком порывистым и вспыльчивым; как-то в приступе гнева он сместил с должности своего дядю, архиепископа Роберта. За это папа наложил на Нормандию интердикт, а герцог получил кличку Дьявол. Без молитв и отпеваний он продержался полтора года, но под нажимом подданных сдался, вернул архиепископа и даже отдал ему всю административную власть в своих владениях. Сам же целиком отдался честолюбивым мечтам о грандиозных завоеваниях. По довольно сомнительным сведениям, он даже отправился походом на Англию, но его флот был выброшен бурей на остров Джерси. После этого он решил заручиться помощью датчан и сделал предложение Астрид, сестре короля Кнута Великого. Со свадьбой решено было подождать до возвращения герцога из паломничества в Святую землю: перед началом славных дел он хотел покаяться в грехах и наладить отношения с церковью. На совете в Фекане он объявил регентом на время своего отсутствия семилетнего Вильгельма; среди знати этот выбор вызвал ропот, но более явных претендентов не было — герцогская династия давно запуталась в своих внебрачных потомках и в их правах на престол.

Кто знает, как повернулась бы история Англии и всей Европы, если бы Роберт 1 не отправился в то злополучное паломничество? В сентябре 1035 года Нормандии достигла печальная весть — возвращаясь из Палестины, герцог заболел «моровой язвой» и 2 июля умер в малоазиатском городе Никее. Следующие десять лет покрыты мраком неизвестности. В 1037 году скончался архиепископ Роберт, и провинция окончательно погрузилась в пучину феодальной анархии. Опекунами Вильгельма были бретонский герцог Алан, Фиц-Осберн, Жильбер де Брион и Торольд де Нёвмарш. Не прошло и пяти лет, как все они умерли не своей смертью. В кровавой свалке было уже непонятно, кто и за что сражается. Так, вернувшийся с испанской войны рыцарь Рожер де Тени пришел в ярость, когда узнал, что Нормандией правит какой-то бастард. Он тут же бросился разорять земли ни в чем не повинных соседей и сложил голову в бою. Не раз толпа баронов с криками «Смерть ублюдку!» врывалась во дворец, и дядя Вильгельма Мальгер спешно уводил мальчика через потайной ход и прятал в домах у слуг. Конечно, Вильгельму было жалко и Фиц-Осберна, которого убили у него на глазах, и особенно старого вояку Торольда, учившего его обращению с мечом. Но юный герцог сделал из всего пережитого именно те выводы, которые должен был сделать: жизнь полна жестокости; побеждает сильнейший; единственный способ уцелеть — перехитрить врага и ударить первым.

Кончилось тем, что Генрих I забрал мальчика к себе. Видимо, при французском дворе Вильгельм проходил какие-то уроки этикета, но влияния они на него не оказали. До конца жизни он оставался потомком грубых скандинавских завоевателей, лишенным всякой утонченности, — ел и пил много и жадно, спал в палатках, а то и на голой земле, а захваченные украшения предпочитал переливать на монеты. Его единственным в жизни увлечением была война, но не ради самой войны, а ради достижения целей, и прежде всего — власти. Для победы он был всегда готов пойти на хитрость и нарушить рыцарский кодекс чести (который, впрочем, тогда еще не выработался во всех подробностях). При этом отличался громадной физической силой и смелостью и обожал помахать мечом в схватке. Эти его качества проявились с 13 лет — именно тогда французский король взял его в поход на блуаский замок Тильер. О каких-либо подвигах юного Вильгельма ничего не известно, но союзники победили. Замок был взят штурмом и разрушен.

В 1047 году герцогу пришлось воевать уже против своих — восстали виконты Бассена и Котантена в Западной Нормандии. К тому времени Вильгельм вернулся на родину и, несмотря на молодость, успел проявить крутой нрав в обращении с вассалами. Это вызвало недовольство баронов, особенно к западу от реки Див, делившей герцогство пополам. Там, в диких ландах, жили свободолюбивые потомки норманнов и бретонских кельтов; там и созрела идея заменить властного Вильгельма кем-нибудь из его более послушных родственников — например, кузеном Ги, безвольным пьяницей. Заговорщики подстерегли герцога в замке Валон, где он обычно охотился. Его спас верный шут Гайе, заметивший вооруженных людей у входа в покои. В чем был, Вильгельм бежал в Фалез; собирать войско было некогда, и он попросил помощи у Генриха Французского. Через две недели французы и сторонники герцога встретились с войском мятежных баронов у Вальэ-Дюна. Битва была жестокой — самого Вильгельма ранили, а под королем Генрихом убили двух лошадей. Уже в сумерках мятежники обратились в бегство, и множество их утонуло в речке Ольн. Вопреки обычаю Вильгельм не казнил пленных, и даже смутьян-кузен отделался изгнанием. Эта мягкость оказалась выгоднее жестокости: больше при жизни Завоевателя крупных восстаний в Нормандии не было.